Сэм свалил плавник на задней веранде домика и разбросал ногой, чтоб поскорее просох. Метнув хмурый взгляд на подозрительные облака, которые начали скапливаться на западе, он потопал ногами, чтобы отряхнуть песок с сапог, и направился на неприветливую кухню. Вот вернется – и на месте убьет так называемого друга, который присоветовал ему «уютное местечко вдали от оживленной трассы». В августе здесь, может быть, и чудесно, но в декабре просто невыносимо. Небось из всех щелей дует. На дворе теплее, чем в этом чертовом доме.
А теперь еще и это! Он же намеренно избегал всех более или менее населенных мест, ему хотелось побыть несколько недель наедине с собой. Но, похоже, ему и этой малости не видать.
Если уж суждено терпеть соседство, то почему не с каким-нибудь старикашкой, который пропадал бы где-нибудь целыми днями и возникал бы только к ночи, когда Сэм уже спит? Или если вообще желать соседства, то почему бы не с привлекательной умной женщиной, которая возникала бы в его постели, когда ему нужно, и потом исчезала? По крайней мере хоть какая-то польза. Рано или поздно, но жизнь вошла бы в свою колею.
В его памяти снова всплыл образ той женщины у речки, и Сэм невольно выругался. Она устроит ему веселую жизнь. Вчера он еще мог про себя посмеяться, увидев ее проезжавшей мимо. Желтые башмаки и красный пикап… Боже упаси! Но теперь, столкнувшись с ней лицом к лицу, он не сомневался, что неприятностей ему не избежать.
Сэм был неглуп и сознавал свою уязвимость. Не нужно иметь научную степень по биологии, чтобы знать, что, когда мужчина три года живет без женщины, его могут одолевать определенные желания. Причем эти желания могут нарушить его способность логически мыслить. А если к ним примешаны чувство вины и тоска и еще Бог знает какие бомбы замедленного действия, грозящие в любой момент взорваться в нем, то людям вообще и женщинам в особенности следовало держаться вне зоны разрушения.
Именно к этому он и стремился. И меньше всего ему хотелось оказаться запертым в этой дыре по соседству с женщиной. По крайней мере с такой женщиной. Все, что на ней было надето, – огромные, не по размеру, ботинки, джинсы, едва доходящие до щиколоток, и эта брезентовая ископаемая куртка с отвисшими карманами – не могло скрыть длину и форму ее ног. Не говоря уже о высоких скулах, больших золотисто-карих глазах и блестящих каштановых волосах, выбивавшихся из-под непонятного сооружения, которое она нахлобучила себе на голову.