Одаренный такой внешностью студент Одинцов безуспешно штурмовал в институтские годы сердце Кати Кондратьевой.
Сейчас он безумно хотел ее. И безумно ревновал к тому счастливчику, которому Катя позволила сделать себя беременной.
Гинеколог Одинцов вынужден был скрывать эти нежные чувства. Первым делом он уселся за свой стол. Посоветовал, стараясь не вибрировать голосовыми связками:
— Можешь подождать часок, пока откроется кабинет УЗИ. Сама все увидишь на мониторе.
— Вот черт. — Катя закусила губу, чтобы не расплакаться. — Только этого не хватало. Как все не вовремя!
— Катенька, я еще ни разу не слышал от женщин, чтобы нежелательная беременность была кстати.
Она уже оделась и причесывала пышные рыжие волосы перед зеркалом, которое висело над раковиной. Не сдержалась и пустилась в ненужные, в сущности, объяснения:
— Я серьезно, Коль. У меня дед с бабкой пропали.
— Как пропали?! — Одинцов наморщил лоб, в точности как великий русский писатель. — Что значит «пропали»?
— А вот так. То и значит. Они в деревне жили. Дед с рыбалки не вернулся. Ни лодки, ни весел, ни деда, понимаешь?
Даже удочку не нашли… А бабка вообще неизвестно куда делась. Она дальше магазина никогда не отлучалась… И собака странно себя ведет.
Гинеколога охватил мистический ужас.
Он вспомнил фильм «Собака Баскервилей».
— Какая собака?
— Да Тузик наш. Он возле бабушкиного дома на цепи сидит. Был большой, лохматый и очень добрый. А теперь большой, лохматый и очень злой. Рычит, никого к себе не подпускает и лает куда-то в сторону озера. Может, по деду тоскует?
Дед с рыбалки всегда с той стороны приходил.
— Ну и ну… — Николай Одинцов развел руками. — А милиция?
Катя забросила на плечо сумочку и собралась уходить.
— Что милиция?! — крикнула она и повторила: — Что милиция?! Ищет милиция. Там на тысячу квадратных километров два милиционера. Старший лейтенант и сержант. Папа вчера оттуда вернулся. На него смотреть страшно. Осунулся, глаза красные, лицо серое. Это же его родители исчезли, представляешь? Родная мать! Родной отец!
Неожиданно она повернулась и бросилась в обход гинекологического трона, на котором только что лежала, к столу врача.
Одинцов вскочил, как ужаленный. Катя уткнулась лицом в белый халат у него на груди и разрыдалась.
— Катенька, — гладил ее трясущиеся плечи гинеколог, — Катюша, успокойся, все будет хорошо, все образуется, бабушка с дедушкой найдутся.
— Не-е-е-е-ет, — подвывала Катя в ответ. — Не найдутся, им по семьдесят с лишним лет…
Волна нежности и сострадания душила Николая Одинцова. Из тщедушного очкарика он в собственных глазах превращался в супермена. В защитника всех униженных и оскорбленных на земле.