Очень жаль, конечно, но я все-таки рассказал Хариусу, как и где я опробовал наган. Но – предупредил я – никогда и никому! Он поклялся.
Володю Радкевича арестовали недели на две-три позже нас: припомнил Аркаша Володькин казусный случай не сразу. Володьку взяли и посадили в одиночку. Был он, в сущности, бесперспективен для следствия, и о нем забыли. И сидел он, бедняга, один недели две. Курева у него не было, а курить очень хотелось, хотелось так сильно, что, как говорили тогда в лагерях и тюрьмах, аж уши опухли. И тоска одному сидеть то.
Но как– то вдруг в неурочный час открылась железная дверь и в камеру впустили еще одного человека (кроватей было две).
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!
Володька несказанно обрадовался новому жильцу., Хотя был октябрь, пришедший был в зимней желтой меховой шапке. Уже в лагерях Володя узнал, что это – японские, военные зимние шапки – все, что осталось от Квантунской армии.
– Ты за что же, сынок, сидишь? Сколько тебе дали?
– Мне еще ничего не дали и не дадут. А вас-то за что?
– Меня, сынок, без всякой вины осудили – за плен. Да и был то в плену я полтора месяца. Бежал и воевал потом, до Берлина дошел. Но осудили меня как изменника Родины – на 25 лет!
– Не может быть!
– Да, сынок, не может быть, а вот случается. Да вот она у меня копия приговора… Хочешь – прочти…
Иван Евсеевич Ляговский оказался добрым и сердечным человеком. Он предложил Володе сигарету, а потом добавил:
– Да ты бери ее всю, пачку-то, и спички возьми. А то вдруг меня сейчас на этап выдернут, и останешься ты без курева. Бери, бери, не стесняйся. Мне старуха моя всего принесла.
Живут вдвоем два, три, четыре дня. Попривыкли, прониклись доверием. Володя рассказал Ивану Евсеевичу о КПМ, о том, что изучали классиков марксизма.
– Ну, ты счастливый человек! За это не судят. Это тебя но ошибке взяли. Выпустят.
– Я тоже думаю, что выпустят. Если не…
– Недослышал я, родимый – если что?
– Да есть у меня опасение. Как бы они не узнали об этом…
– О чем, Володь? Но если секрет – не говори.
– Это не секрет, но кое-кто из моих товарищей об этом знает.
– А что?
– Это, конечно, между нами, но один мой товарищ, его тоже уже взяли, в портрет Сталина выстрелил
– Ай-яй-яй! Глупости ты говоришь, не могло быть такого. Никак не могло быть такого. Ты что – сам видел или просто сплетню услыхал?
– К сожалению, хоть я этого не видел, это было.
– Ну, ничего! Забудь об этом. Раз никто не знает, не спрашивает, никто и не узнает. Вот котлеты бери – еще теплые, домашние. Лишь бы этот твой друг сам сдуру не ляпнул. Хороший товарищ?