– Друг! Толька Жигулин.
– Жигулев, говоришь?
– Нет. Жигулин.
– А то у меня на фронте друг был Федька Жигулев, разведчик, замечательный был человек. Погиб.
Старичка Ляговского и вправду выдернули на этап дня через два 1.
1 Ляговский был знаменитым стукачом-наседкой, уже несколько лет его использовали в таких целях. Он был действительно осужден, но не за плен, а за сотрудничество с немцами, за палачество. Жил он при городской тюрьме, в 020-й колонии, и вызывался в тюрьму УМГБ при необходимости.
И остался Володя опять один. Зато его начали вызывать на допросы. Сначала о том о сем, а потом вдруг:
– Что вам известно о расстреле портрета Вождя? Кто стрелял? Где и когда это было?
– Ничего такого не было! Ничего об этом мне неизвестно.
Володька, конечно, понял, что Ляговский его заложил. Но показания таких стукачей к делу не пришьешь – вот они и взялись за меня и за него.
Однажды утром я услышал близкие больные крики, знакомый голос – голос Володи. Его били в соседней камере. Я сразу понял, что из него выбивают. Меня уже спрашивали про портрет и говорили, что на меня показывает Радкевич, но я наотрез все отрицал. Полагаю, они специально избивали Володю рядом: чтобы мне было слышно, в соседней камере была открыта форточка-кормушка.
Я нажал сигнал – над дверью моей камеры вспыхнула красная лампочка. Надзиратель открыл кормушку мгновенно, как будто ждал этого.
– Гражданин начальник, мне срочно нужно к следователю. Рядом бьют моего товарища Владимира Радкевича, а он не виноват. Я виноват! Прекратите избиение!
Избиение прекратилось, и минут через пять я был уже в кабинете Белкова. Прямо с порога я сказал:
– Прикажите не бить Радкевича! Он не виноват. Это я стрелял в портрет
– Я уже позвонил. Садитесь! Из какого оружия?
– Наган!
– Чей? Ваш? Киселева?
– Нет. Мне его просто приносили для починки.
– Кто приносил?
– Васька Фетровый. – Я назвал первое, что мне на ум пришло.
– Кто он?
– Шпана.
– Где он обитает?… Впрочем, это не главное. Где вы стреляли?
– На квартире Киселева.
– Когда?
– Седьмого августа.
– Кто был?
– Я, Батуев, Киселев.
– Еще?
– Больше никого.
Позже, читая, согласно статье 206-й, все дело, я обнаружил, что ни Киселев, ни Батуев не подтвердили моего признания. Да, сидели втроем, выпивали, но никаких выстрелов не слышали*.
(*В сталинские годы в следственно-судебной практике так называемая презумпция невиновности не применялась, то есть для осуждения обвиняемого достаточно было одного лишь его признания, даже при наличии фактов, противоречащих признанию даже при полнейшей невозможности совершения самого преступления.)