– Бога ради, Олег! Бога ради, не блей!
– Ерунда все это, мелочи. Смотри дальше. Поезд вне графика – выбился, трудяга-бедняга, из сил… Чего это я? Косею, что ли? У-у-у-у, кенгуру-у-у! Я им дам прикурить завтра! Тихо! Не шуми! На чем у меня стоп-кадр?
– Ты остановился на том, что оводы перед дождем самые вредные.
– Конечно, самые вредные. Ты и сам должен знать, если писатель! Ладно. Значит, за сивкой-буркой стоит самосвал с горячим асфальтом – на стройке его со встречным планом ждут. Над кузовом-ковшом синий вонючий дымок, а как на свободу дымок выползет, так вниз опускается и над дорогой стелется… "Жигули" подъезжают. Красные, как гребень у петуха, если сквозь него на солнце смотреть; новенькие – прямо с завода, еще без номеров. Останавливаются за самосвалом. В "Жигулях" счастливый Гурам Асатиани, заведующий аптекой из Батуми, и его племянник Ладо. Еще там Джавахишвили висит. Гурам, остроумный такой аптекарь, анекдоты племяннику всю дорогу рассказывает, один по Нечерноземью ехать боялся… Пристроился за самосвалом, в котором спит пьяный шоферюга. "Слушай, Ладо, – говорит Гурам, – знаешь, как Шалва Порчидзе в гости к Отару Гогуа и его жене Нателле ночевать пришел? Не знаешь? А что ты знаешь?" – "Шалва и Отар – друзья Нани Брегвадзе, она свое сердце совсем музыке отдала – вот что я знаю!" – это Ладо дяде отвечает. "Они и между собой друзья, – говорит Гурам Асатиани. – Шалва пришел к Отару в гости. У Отара бочка икры на столе. "Кушай, дорогой!" – говорит Отар. Потом говорит: "Кацо, хватит, пожалуйста, разве можно икру ложками кушать? Давай спать будем, а икру я в холодильник уберу, утром ее опять кушать будем!" Ну, уложил гостя к стенке, Нателлу в серединку, сам на краю лег, утром проснулся – и в туалет побежал: привычка у Отара Гогуа такая, знаешь? Шалва сразу ногу на Нателлу закинул. Она говорит: "Ах, не успеешь!" Шалва спрашивает: "Думаешь, не успею?" Нателла говорит: "Ах, попробуй!" Шалва через нее перелез и – в холодильник – икру кушать…"
А шлагбаум все закрыт и поезда нет. Мужик, который с козой, тащит ее к переезду, интересуется у дежурной: "Ильинишна, поезд-то когда буде аль вовсе не буде?" – "А я почем знаю! Кажись, припозднился! Теперь минут через пятнадцать буде – не ране!" – "Чаво ж ты народ-то мытаришь?" – "А пущай они еще посплят чуток!"
Парень-мелиоратор уже дежурную на слезу готов взять: "Ильинишна, мать ты моя разлюбезная, открой на полпальца щелочку!" Та, ясное дело: "Не положено!" А сама в горстку хихикает, на коленки девке-доярке показывает: "Бесстыжая! Я вам покажу щелочку". Мужик тоже на коленки уставился, папиросы достал, спички, а не прикурить никак – коза мешает, дергается, сопротивляется, с разбега боднуть норовит; на травку ей охота обратно под насыпь. Мужик обозлился, привязывает козу-бабу-ягу к шлагбауму, рассуждает: "Теперь дергайся, сколь душе угодно, дура ты, Манька, дура, ну, чо дергаться-то? Постой по-человечьи, глаза твои бесстыжие! Чего вылуплять-то их! Белого света не видела, ведьма?!"