– Нет, – сказал Рыдлевка, отводя глаза. – Я просто… Не хочу просто. Не лезет.
– А-а-а… – довольно протянул Числов. – Не ссышь, а просто – не хочешь… Слушай, Левон… Я давно тебя хотел спросить: ты чего такой тихий? Не дебил вроде, книжки читаешь, говоришь нормально, когда начальства рядом нет… А чуть что… Тебе что – все так нравится? А?
Панкевич долго молчал, потом посмотрел Числову в глаза:
– Когда что-то не нравится – знаешь, как говорят? «Не нравится – пиши рапорт!» А я служить хочу.
– Служить? Дело хорошее… Генералом, поди, стать хочешь?!
– Нет, Сережа, – спокойно ответил Рыдлевка. – На генерала я, пожалуй, рылом не вышел. Генералом у нас, наверное, только ты бы и смог стать. Если по справедливости. А служить… Я ведь просто больше ничего не умею.
– Ну-ну, – все так же несправедливо зло откликнулся Числов. – А служить, стало быть, умеешь. Ну иди, служи… Выполняй распоряжения… Может, до майора дослужишься, как Самосвал. На хер такая служба… Что, много она тебе дала? У тебя хоть квартира-то есть?
– Нет.
– О! Нет квартиры. Господин офицер – бомж. А с деньгами как, ваше благородие? Ась?
Рыдлевка понимал, что Числов, издеваясь над ним, просто выговаривается, поэтому ответил спокойно:
– Нету у меня денег. Жена, вон, беременность прервать хочет…
Числов сплюнул на пол.
– Так и на кой же ты хрен служишь, Левон?
Панкевич долго молчал, перебарывая в себе желание ответить резко. Переборол не до конца:
– А ты, Сережа, раз сам уходить решил, считаешь, что и все за тобой должны? А кто будет Родину защищать?
Числов зашелся в кашляющем смехе, отхлебнул из бутылки, отдышался и протянул:
– Вона как… Родину защищать… А как она выглядит, твоя Родина? Эти пидоры обожравшиеся в Москве – Родина? Которые здесь всю эту кашу… Или, может быть, для тебя Родина – это та бабища на плакате, которая мать и зовет? Я этого плаката почему-то с детства боялся, там у тетки лицо, как у… жрицы какого-то жуткого культа – с обязательными человеческими жертвоприношениями. Родина…
Панкевич встал:
– Пойду я, Сережа. Все понятно. Не тебе одному… А только насчет Родины – зря ты это. Ты во многом прав, но где-то не прав. Я тебя не переспорю. Ты грамотнее. Только – подумай.
– Я уже все подумал, Левон. Погодь-ка…
Панкевич остановился. Числов покопался в нагрудном кармане и вытащил оттуда сложенный вчетверо лист бумаги:
– На-ка… Отдай заодно Примакову…
Панкевич покачал головой, но бумагу взял. Потом вздохнул и молча вышел.
…В палатке Завьялова становилось все шумнее, а Числов лежал один в полумраке. Время от времени капитан отхлебывал из горлышка бутылки разведенный спирт, смотрел невидящими глазами в потолок и вспоминал…