— Не может быть!
— Может! А кто потом будет отвечать? Опять Скрипка. Вот я и предпринял кое-какие меры… Теперь у нас будут удостоверения нового образца.
— А-а?… — Я кивнула вопросительно в сторону охранника.
— Да, да. Я временно даже охранника поменял. Ты думаешь, он в нарды играет? Он в телевизор под столом смотрит. Как на таможне.
— Это еще зачем?
— Преступник, как известно, всегда возвращается на место преступления! И этот человек, я думаю, имея удостоверение «Золотой пули», непременно захочет узнать, как эта «Пуля» выглядит изнутри. И вот когда он, коварный, к нам придет, он ведь волноваться будет. А у человека, который волнуется, всегда колени дрожат. А в упор ведь на коленки чужие смотреть не будешь (Леша вдруг застыл, скользнув взглядом по моим бедрам; я инстинктивно одернула юбку), так и операцию провалить легко. Вот охранник, глядя в телевизор, и делает вид, что играет в нарды. На самом деле он и в карты-то играть не умеет. — Скрипка вздохнул. — Вот с тобой, жаль, не получилось. Я забыл на входе предупредить, что в Агентстве у одного сотрудника удостоверение не поменянным осталось — по причине болезни. Ты как, кстати, себя чувствуешь?
— Спасибо, Леш, все о'кей!
— А то Обнорский мне велел тебя холить и лелеять, беречь, как экзотический цветок. Я даже подумал, уж не влюбился ли он в тебя?
— У него же, говорят, что-то с Лукошкиной зреет.
— А-а, ты уже знаешь, — облегченно вздохнул Леша. — А то я подумал, как бы между вами, девочками, конфликта какого не вышло из-за Андрюхи. А то, не поверишь, у меня однажды такое случилось… Со мной моя девушка поссорилась, студентка журфака. А я ведь, как ты помнишь, в Челябинске на журналиста учился, в двух газетах работал, лекции по заданию Обнорского студентам читаю. Ну и ей периодически свои лекции пересказывал: я же хочу, чтобы моя девушка грамотной была.
А она, неблагодарная, однажды обрывает меня на полуслове: все, говорит, это — скучно и далеко от правды жизни. Представляешь?
В общем, она со мной поссорилась и одна поехала к подружке на день рождения. Я про себя и думаю: выпьют небось там, а потом ей вечером одной домой добираться. Нехорошо, я ведь все-таки мужчина. И поехал к подружкиному дому караулить свою девушку. Жду час, второй, а она не выходит. Замерз, зараза!
Вдруг из кустов сирени у подъезда мужик вылезает: добавь, говорит, десятку, согреться бы не мешало. И то, думаю. Взял мужик деньги, побежал к ближайшим ларькам за бутылкой и — честный такой! — вернулся.
Греемся мы, значит, а все равно — холодно. Тогда я свои деньги достал, мужик опять сбегал, снова греемся. Стемнело.