— Приступим, — предложил, потирая руки, высокий и могучий оперуполномоченный Скрябин, зимой и летом ходивший в бейсболке. Это был веселый и общительный человек, совершавший по отношению к нам просто святые поступки. Не было случая, чтобы он нам отказал в какой-нибудь просьбе. Как-то раз, когда мы попросили дать фотографии преступников, он предложил нам порыться у него в шкафу и забрать все, что нам надо. Мы тогда немедленно воспользовались столь щедрым предложением и вынесли половину содержимого шкафа. На следующий день он прибежал к нам в Агентство и, ужасно волнуясь, пожаловался, что его посадят, если он не вернет в папку с документами какой-то секретный приказ, рожденный в недрах министерства. Оказалось, что унесенный нами документ является носителем не исключительной глупости, как мы вначале подумали, а наоборот — исключительной важности. Я до сих пор помню его содержание: «В связи с терактами, произведенными в США, разыскиваются два лица арабской национальности. Приметы: лица смуглые, глаза темные, волосы черные, прямые».
Пьянка началась. Сначала опера с подозрением поглядывали на Спозаранника, зная по нашим давним рассказам, что сей примерный семьянин не пьет, не гуляет и даже матом не ругается. Но потом привыкли и перестали на него коситься. Шаховский тоже вначале чувствовал себя не в своей тарелке, но и на него подействовала атмосфера дружелюбия, он успокоился и перестал смотреть на ментов, как на своих давних врагов. Меня немного беспокоило то, что Спозаранник, на мой взгляд, слишком часто опрокидывал в себя огненную воду. С нетренированным человеком при такой частоте возлияний случаются всякие неприятности. К девяти часам вечера все уже были хорошие, а Спозаранник, как я и опасался, почти перестал контролировать ситуацию. Его голова объявила суверенитет от тела. Теперь эти две части Спозаранника существовали автономно друг от друга.
Как это всегда бывает, к четвертому часу празднования начались профессиональные беседы, которые плавно перешли в спор.
Опера утверждали, что журналистское расследование по своей сути — это не что иное, как слитая журналистам кем-то из ментов информация. А сами «журналюги» не могут ничего, кроме как бегать по отделам милиции с протянутой рукой. Мы возмутились, ответив им, что, наоборот, это они, менты, ничего не умеют. И тут произошло то роковое событие, которое разделило все события на «до» и «после». Опьяневший Глеб заплетающимся языком предложил пари:
— Вы даете нам любое уголовное дело, а мы его раскрываем. Спорим?
— На что? — оживились менты. Они знали, что у нас хорошие оклады.