Так, накачивая себя, как берсерк перед битвой, Леонтиск провел последующие три часа. Когда стражники, наконец, ругаясь и громыхая бадьями, натаскали воды, он был взведен, как тетива баллисты — скрученная, опасная, переполненная взрывной разрушительной силой.
Недолго думая, Алкимах распорядился установить кадку для помывки прямо в караулке перед камерой молодого афинянина. Трое охранников, пришедшие по зову тощего со двора, расположились вдоль стен, приготовившись развеять скуку остротами в отношении моющегося арестанта. Леонтиск усмехнулся про себя: даже если бы он на самом деле хотел помыться, то уже десять раз передумал бы — как из-за вонючей, поднятой из клоаки воды, так и из нежелания устраивать представление для этих дебилов. Никакая в мире помывка не стоила таких жертв. Удивительно, как они сами этого не понимают? Интересно, а что бы было, если бы он отказался купаться? Стали бы они вытаскивать его из камеры и мыть силой?
От этой мысли он прыснул и тут же сам себе удивился — как он может в такой момент размышлять о какой-то отвлеченной ерунде, когда через несколько минут ему предстоит совершить побег? И, возможно, убить кого-нибудь? По спине юноши липкой холодной струйкой пробежал озноб. Леонтиску еще не приходилось убивать. И несмотря на то, что он столько лет провел в суровой воинской школе, мысль о том, что когда-то ему придется лишить жизни человека, приводила его в смятение.
Миарм, звеня ключами и погано щерясь, двинулся к двери камеры.
— Готовься, волосатик, сейчас будешь полоскать свою бархатную жопку. И смотри у меня, без глупостей!
Ну все, прочь мысли. Пора действовать!
Остальные события происходили в таком ускоренном темпе, что впоследствии Леонтиск никогда не мог детально восстановить их в памяти. Как только Миарм, отомкнув замок, потянул дверь на себя, Леонтиск, подняв колено к груди, изо всей силы саданул по створке ногой. Людоед, отлетев назад, запнулся о стоящую посреди помещения бадью и вместе с ней полетел вверх тормашками.
— Ах-х, ты!!! — завопил кто-то, похоже — Алкимах. Леонтиск, видя, что не успевает добраться до миармова меча, бросился прямо на тощего. Один из стражников, первым пришедший в себя, отклеился от стены и бросился ему в ноги. Леонтиск ловко перепрыгнул через него, пнул, не глядя, по черепу. Попал. Этой заминкой воспользовался Алкимах и снова, как в самый первый день заточения, с обезьяньей ловкостью схватил копье и ткнул тупым концом древка в живот взбесившемуся арестанту. Так удачно, как в прошлый раз, не попал: древко скользнуло Леонтиску по ребрам, но все равно развернуло его, сбило с направления. Леонтиск попытался, бросившись вперед, захватить оружие между телом и рукой, но Алкимах, крича проклятия, проворно отпрыгнул. Один из «верхних» стражей кинулся сбоку. Бравый воспитанник спартанской школы ушел, мгновенно развернувшись через спину, в движении схватил нападающего за предплечье и, придав ему дополнительное ускорение, отправил мимо себя. Удар о каменную стену, казалось, потряс фундамент здания. Несчастный упал, как куль с мукой и до конца сражения признаков жизни не подавал.