— Арей!!! — с боевым кличем «ястребы», держа строй, бросились на воображаемого противника.
— Сто-о-ой! Анаксилай, Исад, не вырываться! Щит в щит! А теперь — раздвинуть ряды! Двойной интервал!
Громкий звук вырвавшихся от усердия ветров, следом — шипящие, сквозь зубы, смешки стоящих рядом. Пронесло — Агесилай не заметил.
— Удвоить фронт — третья линия, занять место в первой, четвертая — во второй! Марш! Хорошо. Левое плечо вперед, щиты на фронт, бего-ом!
— А-а-а!
— Сто-ой! Куда прете, болваны? Прошу простить, господа офицеры, этого больше не повторится. Я велю «птенцам» постирать твой хитон, господин хилиарх.
— И чем же это спартанская фаланга, интересно, отличается от фаланги афинской или аргосской? — мелодичный голос Эльпиники был полон медовой издевки.
— Своей непобедимостью, — совершенно серьезно отвечал ей Леонтиск. — На самом деле ни македонские, ни римские солдаты не превосходят спартанцев в организованности и дисциплине, не говоря уже о мужестве…
— Ой ли? Каждая мышь свое поле хвалит…
— Пройдет немного времени, и ты вспомнишь мои слова, — голос юноши прозвучал зловеще. — Лакедемон подтвердит свою силу кровью, великой кровью…
— Леонтиск! — улыбка девушки потускнела. — Перестань. Говоря о крови, ты призываешь темные силы. Чур, избавь Великая Покровительница!
— Хорошо. Рассказывать дальше?
— Да!
— Ты уже третий день приходишь в это подземелье, слушаешь мои басни… Не наскучило?
— Как ты можешь! Мне хочется говорить с тобой, и это все так интересно… — Леонтиск смотрел ей в глаза очень внимательно, но фальши так и не уловил.
Из коридора донесся очередной страстный стон.
— А Полита? Она не в обиде? — с улыбкой спросил сын стратега.
— С чего бы ей? Она проводит время даже лучше, чем я… — поняв, что заговорилась, Эльпиника прикусила язык, на миг опустила глаза. На ее щеках вспыхнули ярко-алые пятна. — Я… я не то хотела сказать…
— Пустое, я тебя понимаю.
«Ну и дела! — удивился Леонтиск. — Сдается мне, развратник Купидон летает где-то рядом!» В груди колыхнулось сладкое волнение. Ни печальная ситуация, в которой он находился, ни грозная опасность, нависшая над другом и повелителем, ни боль от недавних трагических событий не могли более заглушать все настойчивее заявлявшего о себе чувства. Повинуясь порыву, Леонтиск протянул руки сквозь решетку. Эльпиника, глядя на него сияющими глазами, легко соскользнула со скамьи, вложила свои тонкие ладони в его.
Они не сказали ни слова. Ни слова о любви.
— Отсюда у тебя эти шрамы? — полушепотом произнесла она наконец, как будто боясь спугнуть очарование момента. Леонтиск, увидев, куда она смотрит, коснулся пальцами правой руки длинного, уходящего под хитон рубца на правом плече.