Балаустион (Конарев) - страница 64

— Мой последний экзамен в агеле. Второй день Гимнопедий, когда выпускники военной школы, «львы», становятся полноправными воинами. Эти поединки проводятся боевым оружием. Затупленным, правда.

— А если кого-нибудь убьют?

— Случается и такое, но достаточно редко — помогают доспехи. И бой, разумеется, идет не насмерть, а до первой раны. В зависимости от того, ты ранил или тебя, определяется твое место в новом приписанном к армии лохе.

— Какой жестокий обычай!

— Его завещали спартиатам древние дорийские цари, правившие задолго до Ликурга, — пожал плечами Леонтиск.

Юноша и девушка, разделенные решеткой, продолжали обычную беседу. Но их пальцы, их горячие пальцы говорили друг другу совсем о другом. Они гладили, сплетались и ласкали друг друга в нежном и прекрасном танце возлюбленных рук, и ничего, кроме этого, на самом деле не существовало.

— Но почему, скажи, ты не вернулся домой, в Афины, закончив обучение?

— К той поре я уже не принадлежал себе. Моя жизнь, моя душа принадлежали Пирру, наследнику спартанского престола. А он с юных лет втянут в интриги; ты бы удивилась, если б знала, сколько их кипит под поверхностью размеренной патриархальной жизни столицы Лаконики.

— Помню, ты говорил, что между царями вышел раздор…

— Угу. Первая стычка между Павсанием и Агидом произошла, еще когда они были молодыми царевичами. В Греции бушевала война: Рим сражался с македонским царем Филиппом, якобы за свободу греков, на самом же деле — за право господствовать над ними. Македоняне, как всем известно, покорили Грецию еще при отце Александра Великого, тоже Филиппе. Римляне разгромили македонян, и по этой причине стали считать нас своими слугами, правда, под маской доброжелательной снисходительности. Греческие полисы смирились с этим — все, кроме Спарты. Лакедемоняне никогда не подчинялись македонцам, по этой же причине считали себя свободными от обязанности лизать задницу римлянам. О! щенкам волчицы это не понравилось! Они всячески старались унизить Спарту перед другими греками, а те встречали эти старания с большим восторгом: лакедемонская независимость колола глаза этим рабам!

Крик отразился от каменных стен, метнулся в коридор и исчез в его глубине. Эльпиника не сказала ничего, она как завороженная смотрела на Леонтиска.

— Взойдя в свой черед на трон, Агид изменил традиционной спартанской политике и начал проводить проримскую линию. Самое ужасное, что он нашел поддержку у части спартанской знати. Некоторые влиятельные круги в Спарте тяготятся демонстративной независимостью, приносящей полису немалые неприятности, и готовы были смирить лакедемонскую гордость, признать гегемонию римлян. Этот шаг сулил много различных благ, например…