— И, кроме того, в Спарте не боятся открыто говорить то, о чем остальные молчат. Тебе повезло, Каллик. Ты встретишься с человеком, имеющим дух и энергию бессмертного, с тем, кто не ведает границ возможного. Имя его Пирр, он сын спартанского царя-изгнанника Павсания. Именно ему адресовано мое посланье, которое ты повезешь. Вот, возьми.
Он протянул сыну кузнеца скатанную в диск скиталу.
— Храни ее на самом дне сумки. По пути озаботься, чтобы придумать достоверную легенду своего путешествия — в Коринфе тебя может остановить ахейская пограничная стража. И знай, что от успеха твоей миссии сейчас зависит… настолько многое, что я даже не хочу говорить об этом, чтобы не испугать тебя ответственностью.
— Я не из пугливых, о Леонтиск, и все исполню как до лжно, клянусь горном Гефеста! — на щеках Каллика выступил румянец. — Не беспокойся, через двое суток царевич Пирр получит твое письмо.
— Надеюсь на тебя. Удачи!
Сын стратега обнял сына кузнеца и сдержанно похлопал его по спине.
— До встречи! — преувеличенно-бодро бросил Каллик, улыбнулся на прощанье и вышел прочь.
Около получаса спустя Леонтиск, приглашенный гостеприимным хозяином выпить чашу-другую вина (от большого обеда сын стратега, ссылаясь на крайне важные дела, отказался), услышал зазвучавшие на улице звяканье подков по мостовой и голоса мальчишек.
— Эй, Каллик, не забудь привезти мне настоящий спартанский пояс! С кольцами и бляхами! — раздался хрипловатый говорок сорванца-Клитарха под самым окном небольшой трапезной, в которой возлежали за столом кузнец Менапий и его гость.
— И меня, братец, не забудь! — а этот голос, уже не отрока, но юноши, принадлежал, без сомнения, Аэропу. Леонтиск с трудом подавил в себе мальчишеское желание подбежать к окну и тоже что-нибудь крикнуть на прощанье. Каллик что-то неразборчиво ответил братьям, затем четыре пары копыт зацокали по булыжнику, удаляясь, и вскоре потерялись в гомоне большого города.
— Ну, вот и добро! — проговорил кузнец, о котором Леонтиск на минуту забыл, сосредоточившись на звуках с улицы. — Поднимем чаши за то, чтобы боги сопутствовали его дороге.
— Да будет так, — оторвав от стола холодную тяжесть чеканного кубка, сын стратега глотнул теплого, искристого, кисло-сладкого родосского. Без сомнения, лучшего из винного погреба добряка Менапия.
— Авоэ, старина кузнец, мне пора. Еще раз спасибо тебе за все.
— Чтобы было за что благодарить, Леонтиск, возьми вот это, — узловатая рука кузнеца извлекла откуда-то из-под ложа тяжелый продолговатый сверток. — Подарок. Зря ты, храбрый юноша, выходишь в наши смутные времена на улицу без оружия.