— Уроды, да как они смеют! Наши атлеты и колесницы — лучшие во всей Греции! — выпалил покрасневший от гнева Леонтиск. Он даже забыл, что сам не является спартанцем.
— Не переживай, наши места поделят, — «успокоил» его Лих.
— Но что же теперь, командир? — тревожно спросил Энет. — Нам-то что делать?
Пирр пристально глянул на него, шевельнул губами, собравшись что-то сказать, но передумал, остановил себя.
— Ничего, — промолвил он после длинной паузы, в течение которой все недоуменно смотрели на него. — Будем делать то, что сказал отец — сидеть у себя и ждать…
В этот вечер все долго не могли заснуть, возбужденные произошедшими событиями. Пирр и его «спутники» занимали просторную комнату на большом постоялом дворе, где была размещена вся, за исключением аристократов, делегация спартанцев. На первом этаже, в таверне, слышались звуки флейты и тамбурина, перемежаемые взрывами хохота: лакедемонские борцы и их друзья отмечали удачное сегодняшнее выступление. Скорее всего, они ничего не знали о скандале, произошедшем с царем Павсанием. Слышались возбужденные женские голоса, переливистый смех и визг — веселье шло на славу. Звуки влетали в открытое окно второго этажа, где находилась комната царевича и его товарищей, и составляли резкий контраст их мрачному настроению.
С другой стороны, через коридор, раздавался звучный храп — там помещалась спальня метателей копья. Их черед веселиться еще не настал: завтра состязание, тело и голова должны отдыхать и набираться сил. Вот следующим вечером, после выступления, можно и расслабиться и повеселиться, обсуждая, кто из участников выронил копье, а кто, бросая, так переусердствовал, что вывихнул плечо.
Из коридора тянуло сгоревшим маслом от висевших на лестнице ламп. К этому запаху примешивался струящийся из окна аромат летней ночи, напоенной благоуханием цветов и трав. По двору, звеня цепью и лениво подгавкивая, бегал неугомонный пес, которого, вероятно, забыли покормить. Шелестела обдуваемая свежим морским ветерком листва деревьев, в ветках никак не могли успокоиться какие-то беспокойные пичуги, да иногда с утробным жужжанием пролетал заблудившийся жук.
Леонтиск, лежа на своем узком топчане, слушал эти звуки, вдыхал сквозившую с улицы прохладу и никак не мог уснуть. Товарищи, сначала мрачно переговаривавшиеся, а потом тревожно ворочавшиеся, наконец, затихли, и лишь к нему сон все не приходил. Что же теперь будет? Неужели завтра-послезавтра им придется покинуть бурлящую Олимпию и вернуться в пыльную Спарту? Великие боги, ему только раз удалось свидеться с отцом, они собирались побыть вместе, когда суета праздничных пиров первых дней Игр уляжется. Неужели теперь об этом придется забыть? Леонтиск даже не успел продемонстрировать отцу новые приемы фехтования, которые он освоил за полтора года, что они не виделись. Какая жалость! Когда теперь им удастся увидеться? В прошлый раз Пирру пришлось самому упрашивать педонома Басилида, чтобы тот разрешил Леонтиску съездить на месяц в Афины. Теперь с этой просьбой, наверное, нужно будет обращаться к Агесилаю — тот стал совершеннолетним и практически сменил старину Басилида на посту управляющего агелы. Пирр у Агесилая просить ничего не будет, а самому Леонтиску тот спокойно может отказать. Да, дела…