— А что у вас, Олег Владимирович?
— Картина та же. Согласно заявке на борту находились Макаров и один тыловик, везущий на Север вещевое имущество. Борт принадлежит транспортной авиации Северного флота. Постоянно сидит в районе города Кемь, там у них аэродром, общий с эскадрильей авиации ПВО. После взлета самолет шел по маршруту вне трассовых перелетов до точки выхода на Мурманскую трассу. По словам диспетчеров, при выходе на трассу пилот связался с землей. После этого связи с бортом не было. Самолет продолжал двигаться прежним курсом, но терял высоту. Через три минуты двадцать секунд после вызова диспетчер услышал обрывки фразы: «…угроза… на борту взрыв… посторонний принужден…» Из чего служба безопасности полетов делает вывод о возможности теракта или о присутствии лиц, пытавшихся захватить самолет. Записи переговоров с землей сохранились. Самолет продолжал снижаться, ушел с трассы, и радиолокационный контакт с ним был утерян. В настоящий момент ведутся поиски. Вот, собственно, и все.
— Понятно. Кто что думает по этому поводу?
Выслушав все точки зрения, Нефедов подытожил:
— Работать вам придется одной группой. Старшим назначаю Медведева. Вас я попрошу проверить все самым детальным образом. Начните с завода. Вам поможет представитель управления ФСБ, капитан Воробьев Дмитрий Ильич. Он тоже включается в вашу группу, но подчиняется, понятное дело, своему начальству. Дело серьезное, так что постарайтесь обойтись без межведомственных дрязг. Тщательно проверьте базу. Этот Мошаров был чересчур готов к событиям. Проверьте аэродром, короче говоря, все, что может дать хоть какую-то зацепку. Не мне вас учить. Если засветится что-то важное — выходите сразу на меня и на капитана Воробьева. Я нахожусь с ним в теснейшем контакте. Вот такие дела. Если ни у кого ничего больше нет, все свободны.
Во внутреннем обиходе среди сотрудников особого отдела новоиспеченная троица сразу же получила наименование «Зверской команды», или «Зоопарка». Медведев распределил функции: армейские особисты займутся самолетом и базой, представитель от управы — заводом. Назначил время обязательных ежедневных встреч для обмена информацией, на экстренный случай велел оставлять у дежурного по отделу свои координаты.
Раны у летчика оказались болезненными и достаточно серьезными. Сквозное ранение груди, пробита рука. «Странные какие-то раны, словно картечью шарахнуло. Входные отверстия — аккуратные одинаковые дырочки», — думал Давыдов, распарывая куртку пилота. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы сообразить: если пилоту не будет оказана срочная медицинская помощь, неизбежно наступит ухудшение. Больше всего Давыдов опасался инфекции. Во время перевязки раненый не произнес ни звука, лишь крепко стискивал зубы да отворачивал побелевшее лицо. Давыдов испытывал настоящую боль при мысли о том, что своими неумелыми руками причиняет человеку излишние страдания. Пальцы отказывались слушаться, повязка все время норовила съехать в сторону.