— Пожалуй, лучше туда перебраться. — Седой ткнул пальцем в сторону бухточки. — Там ни лагерь, ни лодку с воды не увидеть. А здесь будет наш наблюдательный пост — лучше не сыскать. Так что будем перебазироваться.
К лодке вернулись той же дорогой. Наскоро перекусив, свернули лагерь. Вожак приказал тщательно уничтожить все следы их недолгой стоянки. К новому месту шли на веслах, экономили бензин. Циркач откровенно наслаждался новой жизнью. Всякое желание мстить жене и ее любовнику пропало. Было бы можно — он бы остался здесь навсегда. Ловил бы рыбу, охотился. Он с детства грезил дальними странами, морями, океанами, попутешествовать по миру, понятное дело, не получалось, и будущий Циркач строил модели парусников. Корветы, фрегаты, бриги. Он знал все детали оснастки, знал, что моряки парусного флота называли кораблем только четырехмачтовое судно с прямым парусным такелажем. Надо же, каким образом детской мечте о приключениях пришлось сбыться!
Они быстро обогнули каменистую косу и вошли в бухту. В длину она была метров сто. Доходила почти до середины островка. Днище зашуршало по гальке, и Седой первым спрыгнул на берег.
Оглядевшись, он понял, что не ошибся, новое место было куда более подходящим, чем прежнее. Следом за ним на берег выбрались Шнорхель и Циркач. Справа берег был просто нагромождением скат. Длинный каменный язык из огромных валунов образовывал косу, уходящую в озеро. Слева пологий склон вел к центру острова, поросшего густым лесом. Быстро поставили палатку, потом вытащили лодку на берег.
Лафа закончилась на второй день. Беззаботной жизни в этих райских кущах не получилось. Седой устроил им жизнь на манер пограничной заставы. С дежурством на наблюдательном посту и нарядом на кухню, разве что без физзарядки и вечерней поверки. Первым сдался Шнорхель. Как только закончились консервы и выпивка, он начал ныть. С каждым днем его нытье становилось все противней и назойливей. В конце недели он совсем запсиховал и напрочь отказался есть грибы и пойманную Циркачом рыбу. Седой терпел, терпел, но в конце концов залепил подельнику полновесную затрещину.
— Ты, падла, не у тещи на блинах. Будешь жрать, что дают, а тоя тебя самого на консервы пущу.
Шнорхель, затаив обиду, притих. Уйти без позволения Седого он не мог. Да и куда, а главное — как? По воде пешком? Куда подашься без денег и документов? Седой не торопился покидать временное пристанище.
— С голоду не пухнете, и ладно. Пока поиск не кончится, будем отсиживаться. Скоро тут полно будет всякого народа, рыбаков, грибников. Вот тогда и свалим.