— А нас, похоже, уже никто не ищет, — радовался Циркач. — А то были бы наши рожи во весь экран и особые приметы.
Шнорхель осклабился:
— Про нас уже забыли. Можно кончать игры в бедного-бедного Робинзона Крузо. — Он изобразил голос попугая. — Пиастры, пиастры, — косясь на пачки денег в открытом «дипломате», заверещал он, подражая птице уже из другого фильма.
Циркач и Шнорхель, оставив телевизор с его новостями, достижениями и успехами, принялись объяснять друг другу, как истратить найденные деньги. В «дипломате» было тысяч сто пятьдесят, и не рублей, а самых настоящих зеленых. Седой молчал, рассматривая вываленное на пол снаряжение, но вдруг очередная новость привлекла его внимание. Он велел всем замолкнуть и ткнул пальцем в экран. В столице республики очередное заказное убийство. На этот раз на глазах охраны был убит генеральный директор и фактический владелец банка Валериан Карлович Горевич. Почерк преступников тот же, что и у пяти убийств, совершенных в течение прошедшего месяца. Снайперский выстрел с большого расстояния. Все погибшие — на экране появились фотографии солидных мужчин — составляли группу, которая вела борьбу за контрольный пакет акций Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината. Их главным соперником был финский полиграфический концерн «Суоранда». По мнению дикторши, после гибели Горевича у иностранцев практически не осталось конкурентов. Крупнейшее предприятие республики неминуемо попадет в руки заграничных предпринимателей. Скорее всего, комбинату грозит такое же будущее, что и петрозаводскому полиграфическому объединению «Онега», контрольный пакет акций которого уже приобрел тот же финский концерн. Год назад производство было остановлено, «Онега» закрылась на реконструкцию, а потом оборудование демонтировали, а помещения предприятия отдали под оптовые склады финским производителям и поставщикам в Россию продовольственных товаров. «Суоранда» является крупнейшим поставщиком полиграфических услуг в Скандинавии и теперь ведет активную борьбу за обладание рынком на Северо-Западе России, активно устраняя конкурентов. Седой поднялся и приложил фотографии из пакета рядом с экраном. С экрана и карточек на Циркача и Шнорхеля смотрели одни и те же лица. Ошеломленные подельники молча переглянулись.
— Дело серьезное. Пошли навестим нашего друга, пока от него одни кости не остались.
Сидение у воды не пошло летчику на пользу. Вечером у него снова поднялась температура, и опять он слег. Все заботы легли на плечи Давыдова. Лебедева приходилось кормить чуть ли не с ложечки. Они уже начали терять надежду, что их вообще когда-нибудь кто-нибудь найдет. Аккумуляторы садились, и станцию теперь включали всего на несколько минут, в полдень. Ни кораблей, ни лодок на горизонте не наблюдалось. Давыдов, предположив, что их самолет, должно быть, плохо заметен с воды на фоне берега, натаскал на ближайший утес кучу хвороста, чтобы быстро развести большой огонь. Теперь все свое свободное время он проводил на утесе, осматривая горизонт при помощи объектива прибора управления ракетами. Медведь их не беспокоил. То ли испугался выстрела, то ли решил заняться более безопасным промыслом. Во избежание внезапного нападения каждый раз перед выходом на берег Давыдов осматривал окрестности в инфракрасном режиме при помощи все того же прибора. Так в объективе были видны все живые существа, от чаек и синиц до зайцев и осторожных лис. Силуэты живности ярко выделялись на любом фоне. От инфракрасного глаза не спасали ни кусты, ни редкие елки.