Кроме того, сюда приехали крупные голливудские кинодеятели – такие, как Десси Ласки и Сид Громэн, которых тут же поглотила толпа, состоявшая из представителей самых разных социальных групп и прослоек Лос-Анджелеса. Сигел дал указание своему персоналу облачиться в смокинги – большинство гостей в этот день были в парадных одеждах. Даже на мне был смокинг – мне его выделил Сигел, – и я уже решил для себя, что это будет мой последний вечер в качестве советника по вопросам безопасности. Я натаскал его людей, я помог ему разоблачить мошенничество в казино и избавиться от Седвэя, я, думалось мне, заслужил обещанный мне гонорар.
Но я не был уверен, что Сигел сумеет противостоять все усиливающемуся давлению извне. Его приятели с Восточного побережья – Мейер Лански и Лаки Лучиано, очевидно, желали три вещи: быструю отдачу от их капиталовложений, уменьшение текущих расходов – и никакой излишней известности. Они также хотели, чтобы он прикрыл свою информационную службу «Транс-Америкэн», которая была лишь временной альтернативой рэйгеновскому «Континентэл», перешедшему теперь в их руки.
Я не был убежден, что Бен Сигел сможет выполнить эти их требования. И я знал, что с его стороны было большим заблуждением надеяться, что его приятели захотят выкупить за два миллиона его информационную систему, которая фактически принадлежала им же. Я был человеком, который ненавидел его приятелей из уголовного мира и хотел, чтобы он передал им свою «Транс-Америкэн». Я желал ему удачи, но не хотел быть около него, когда – а это было неизбежно – в него полетят пули. Шестьдесят тысяч в год, не считая премий, – это было совсем не плохо. Но жизнь, черт возьми, стоит дороже. И, наконец, Пегги. Вряд ли мне удалось бы забрать ее домой. Это было ясно, как дважды два.
Я провел вечер, расхаживая по переполненному казино, наблюдая за работой крупье, и не заметил ничего подозрительного, не обнаружил ни одного карманника. Возможно, последние события в какой-то степени сыграли свою роль.
Незадолго до полуночи голливудские гости – Санни Тафте и остальные знаменитости – высыпали в холл, обмениваясь рукопожатиями, шутя и смеясь. Сигел был во главе всего этого действа, раскланиваясь и величественно улыбаясь. Он вновь был в своем белом смокинге с розовой гвоздикой в петлице, как и в ту ночь на «Люксе». (В этот вечер среди гостей я заметил и Тони Корнеро, который выглядел подавленным. Он стоял у одного из столов в казино, надеясь, возможно, на удачу. Сомневаюсь, что он ее нашел.)
Рафт и Сигел желали кинозвездам счастливого пути. У входа во «Фламинго» стояли лимузины, которые должны были отвезти голливудских гостей в аэропорт, откуда зафрахтованный авиалайнер доставил бы их домой. Рядом с Сигелом стояла Пегги; она была одета в изумрудно-зеленое, с открытыми плечами вечернее платье, на котором сверкала дорогая брошь, выполненная в форме фламинго. На ней были темные перчатки, и она выглядела шикарно. Боже, как это тяжело, любить женщину после того, как она тебя покинула. Интересно, где в этот момент находилась мисс Хилл? Я видел ее игравшей за одним из столов. Она выглядела совсем неплохо в своем белом креповом строгом платье с золотыми блестками. Потом, около часа назад, я заметил ее в баре в обычном для нее состоянии легкого опьянения, покупавшей «лучшее шампанское для пары, проводившей медовый месяц». Она вручила бармену бумажку в тысячу долларов и, взяв бокал с коктейлем, оставила на стойке сдачу в девятьсот баксов. Она всегда давала большие чаевые, и об этом все знали.