Вначале мы поехали по Массачусетс Авеню в сторону Балтимора, потом повернули назад; вскоре мы покинули основное шоссе и принялись исследовать дебри Мэриленда, продвигаясь по узким, изрытым колеями проселочным дорогам, изредка посыпанным гравием, но чаще грунтовым. Частная подъездная дорога, хотя и имела покрытие из гравия, оказалась запущенной, заросшей сорняками; таким же неухоженным был участок земли вокруг дома, где сорняки торчали из проталин. Однако сам дом, который я наивно представлял себе скромным «сельским домом», как небрежно называла его Эвелин, оказался потрясающим южным особняком, построенным в стиле времен колоний: с колоннами и прочими атрибутами помещичьего дома, он стоял белым призраком среди высоких скелетов голых деревьев.
– Моя мать провела здесь очень много времени, – сказала Эвелин, откинувшись на спинку сиденья. – Я не была здесь после ее смерти.
– Когда она умерла? – спросил я.
– В прошлом месяце.
Она впервые упомянула о смерти матери, но мне это сказало о многом. Не прошло и сорока дней после смерти матери, а она кинулась выручать Линдбергов. Эвелин – эта скорбящая женщина с душевным надрывом, стремящаяся сделать что-нибудь значительное в жизни, которая кажется ей пустой, – представляла легкую добычу для такого хищника, как Гастон Минз.
– Я вам сочувствую, – сказал я.
– Еще одна жертва проклятия бриллианта Хоупа? – подумала она вслух, криво улыбнувшись. – Она даже была последовательницей учения «христианская наука»... не верила в возможности медицины. Слава Богу, я не так религиозна.
– Вы всегда не любили этот дом, – сказала Инга.
– Это правда, – сказала Эвелин. – Мне не нравится его история.
– Какая история? – спросил я.
– Очень давно здесь жили муж с женой. Они постоянно ссорились – он бил ее за ее мнимую неверность. Говорили, по ночам, когда ветер дул в определенную сторону, ее крики можно было слышать за несколько миль. В конце концов он ударил ее чем-то по голове и бросил в колодец, здесь.
Когда мы подъехали к дому, я увидел, что его окна заколочены досками.
– Он производит впечатление покинутого, – сказал я, остановив машину позади дома возле гаража и конюшен. Это меня удивило, поскольку она говорила, что телефоны будут работать.
– Он и есть покинутый, – сказала она. – Здесь остался лишь один пожилой смотритель.
– Ему нравится выращивать сорняки? – насмешливо спросила Инга.
– Участок действительно кажется несколько запущенным, – сказала Эвелин своей служанке, – но зима мало что нам оставляет. Я уверена, когда придет время, Гас здесь наведет порядок.