Я вновь заговорил:
– Где сейчас находятся деньги?
– Уже не в моем доме, – раздраженно проговорил Минз. – Они заперты в сейфе и ждут дальнейшего развития событий.
– Инга, – сказала Эвелин, почувствовав, что раздражение Минза по отношению ко мне усиливается, – сделай мистеру Минзу кофе.
Инга выполнила ее просьбу.
– Я Хоган, Одиннадцатый. Всегда только Хоган. – Минз с удовольствием начал прихлебывать кофе. – Теперь мы в любой день должны ожидать доставки «книги». Как только Лис и его люди убедятся, что полиция не наблюдает за нами, они сделают это.
– Книга? – спросил я.
– Ребенок, – Напомнила мне Эвелин.
Минз посмотрел на меня; его глаза, которые обычно поблескивали, как у Санта Клауса, сузились и стали холоднее комнаты, где мы сидели, хотя она была сущим холодильником.
– Для шофера вы задаете слишком много вопросов.
– Раньше я был полицейским, – сказал я.
Эвелин взглянула на меня.
– Миссис Мак-Лин решила, – сказал я, – что ее новый шофер должен уметь не только водить машину, но и, учитывая сложившиеся обстоятельства, выполнять роль телохранителя.
– Понятно, – сказал Минз; хотя на лице его вновь появилась озорная улыбка, глаза остались холодными.
– Ну и где вы работали полицейским?
– Вы сами задаете много вопросов, Хоган, – сказал я.
Минз посмотрел на меня с видом невинного младенца.
– Я просто хотел узнать. Пятнадцатый.
– Я Пятнадцатый, – раздраженно проговорила Инга.
– Я Шестнадцатый, – сказал я. – Шестнадцать годков и ни разу не целованный.
Услышав эти слова, он засиял.
– Вы мне нравитесь, Шестнадцатый. Правда. Мы станем хорошими друзьями.
– Прекрасно. Вы видели ребенка?
– Нет, но завтра к этому времени с Божьей помощью мы все его увидим.
Эвелин пролила себе на руку немного кофе.
– Или послезавтра, – сказал Минз, пожав плечами. – Лис обещал скоро привезти его.
– А как насчет денег? – спросил я.
– Каких денег?
– Это кодовое название ста тысяч долларов для выкупа, что лежат в картонной коробке.
– Ах да, – сказал Минз. – Я сообщил Лису, что он не получит свою добычу, пока «книга» не попадет в руки Одиннадцатого в целости и сохранности.
– А он согласен на эти условия? – спросил я.
– Конечно. Он полностью мне доверяет. Не забывайте, что я был его сокамерником.
Минз встал: он был огромным, как медведь-гризли и таким же опасным.
– Я ухожу, а вы продолжайте дежурить.
Сказав это и махнув на прощанье шляпой, перед тем как надеть ее на свою лысую голову, Минз тихо вышел в холодную ночь, где выл ветер, сотрясая хрупкие деревья, как обезумевший муж трясет неверную жену.
Мебели в моей угловой комнате было немного – кровать, тумбочка, небольшой стол, комод. На обоях, там, где когда-то висели фотографии в рамках, картины, зеркала и прочее, были теперь выцветшие пятна. Заколоченные окна дребезжали от ветра, стремящегося проникнуть внутрь, а кое-где это ему удавалось. Нельзя сказать, что было уютно, но простыни на кровати были свежими и одеял достаточно, поэтому я благодарил Бога и Гаса, смотрителя, за эту небольшую милость. Я разделся до нательного белья, пожалев, что не надел теплых кальсон, и забрался в постель. В голове моей кружились всякие мысли, но день был длинным и утомительным, и вскоре я заснул.