– Просто случайный прохожий, – сказал он.
– Значит, по-вашему, это простое совпадение, что в разное время на разных кладбищах мимо нас прошел сутулый итальянец, прикрывая платком лицо и разглядывая нас? Слим. Прошу вас, не надо.
Довольно нелюбезно Линдберг сказал:
– Пусть Уиленз делает свое дело.
Я подался вперед, так что на столе зазвенело столовое серебро.
– Почему Уиленз ничего не спросил меня о моей истинной роли в этом деле? Ничего не было сказано о Капоне, о том, что Маринелли и Сивелла назвали имя «Джефси» раньше, чем на сцену вышел Кондон, или Кертис, или Минз, или...
– Эти вопросы не являются центральными для этого суда, – решительно проговорил он. – Не стоит об этом думать.
– Не стоит думать? Но Рейли-то может подумать об этом, Слим.
Его рот раздраженно дернулся.
– Вы только ведите себя разумно на месте свидетеля, Нейт. Хорошо?
– Вести себя разумно?
Принесли нашу еду; я подождал, пока официант обслужил всех и ушел. Гуляш «Гау» выглядел привлекательно, от него шел пар, и запах был приятным.
– Вести себя разумно, – повторил я. – То есть вы предлагаете мне лгать на свидетельском месте.
Линдберг свирепо посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Брекинридж сказал:
– Никто вам этого не предлагает, Геллер. Не говорите зря.
Я попробовал кусочек мяса: вкус гуляша был таким же приятным, как его вид, и почти таким же приятным, как вид самой Бетти Гау.
– Знаете, джентльмены, – задумчиво проговорил я, – во многих отношениях я типичный презренный и алчный чикагский коп. Вы знаете, я сейчас частный сыщик и из управления ушел отчасти и потому, что некоторые люди решили, что меня можно купить за любую цену. Но это не так.
– Никто не предлагает вам... – робко начал Брекинридж.
– Есть много вещей, которые я сделаю за деньги, чертовски много, но я ни за что не стану лгать под присягой в суде.
Линдберг работал ложкой, глядя в свой суп; обычно он не ел так быстро.
– Вы помните пистолет, который я вам одалживал, Слим? Который вы брали на кладбище в ту ночь?
Он кивнул, не глядя на меня.
– Однажды я солгал, стоя на свидетельской трибуне. Копы и люди Капоне нашли человека, готового взять на себя вину за убийство и сесть в тюрьму за круглую сумму денег. Я не видел ничего плохого в том, что дам против него показания, и я солгал со свидетельской трибуны.
Линдберг дотронулся салфеткой до своих губ.
– Благодаря этому... – Я пожал плечами, – ...я продвинулся и стал самым молодым сыщиком в штатском в чертовой чикагской полиции. Но моему отцу это пришлось не по вкусу. Он же был старым членом профсоюза и считал, что под присягой нужно говорить только правду. Интересно, что он даже в Бога не верил, и все же если бы его заставили принести присягу, то он уже не смог бы говорить ничего, кроме правды. Но как бы там ни было, он выстрелил в себя из пистолета, который я вам одалживал. Из моего пистолета. С тех пор я стараюсь не лгать, стоя на свидетельской трибуне.