– Мистер Геллер, вы извините?
Я ни разу не слышал, чтобы слово «извините» говорили в вопросительном смысле. Это прозвучало так, что я остановился и вернулся назад, несмотря на холод и снег.
Шофер был бледным человеком около сорока пяти.
У него был красный, знакомый с бутылкой нос – ужасно, что такой человек был шофером.
Он произнес:
– Мистер Вайман хотел бы поговорить с вами.
– Кто? Ах да. Конечно.
Шофер открыл заднюю дверь, и я сел в машину. Я увидел человека среднего роста, но могучего сложения лет пятидесяти пяти, в сером костюме и темном галстуке. Его аккуратно сложенное пальто лежало на соседнем сиденье. Он хмуро смотрел перед собой; на его лице были видны следы былой красоты.
Это был Эрл Вайман, человек, который всего добивался сам, прошел путь от рабочего-строителя до президента компании по изготовлению металлических конструкций с офисом на фешенебельной Мичиган-авеню. Два года назад он со скандалом развелся со своей женой, которая говорила, что в деле замешана Эстелл Карей.
Я сел, а Вайман, не глядя на меня, заговорил:
– Может, вас подвезти до железнодорожной станции?
– Конечно. Погода отвратительная, даже для короткой прогулки.
Он постучал по стеклу, которое отгораживало нас от водителя, и машина тронулась. Мы рванули к станции на большой скорости.
Вайман, все еще не глядя на меня, сказал:
– Я займу у вас всего несколько минут, если вы позволите. Я хочу потолковать с вами, мистер Геллер.
Я расстегнул пальто: было жарко. В машине работала печка.
– Откуда вы меня знаете? Он улыбнулся.
– Я бы мог сказать, что из газет. Ваше имя попадало туда. В последний раз, кажется, на днях. Да, вчера и сегодня утром. Но ваше участие в войне на Гуадалканале внушает... уважение. Вы, должно быть, храбрый молодой человек.
– Я не такой уж храбрый, а молодость, как известно, проходит быстро.
Он взглянул на меня. Его серые глаза покраснели. – Мудрое замечание, мистер Геллер.
– Не совсем. Скорее, банальное. Эстелл рассказывала вам обо мне. Вот откуда вы меня знаете. Вайман медленно кивнул.
– Эстелл доверяла вам. Я бы даже сказал она почти любила вас. Или, можно сказать, она была влюблена в вас однажды. Но так она могла любить кого угодно. Но, разумеется, больше всего она любила деньги.
Он слегка преувеличивал, но я не мог спорить с ним.
Я сказал:
– Но и деньги любили ее. И вы ее любили. Вайман отвернулся от меня.
– Я очень-очень ее любил, хотя эта любовь принесла мне мало хорошего. Она бывала очень жестокой... Нет, это нечестно. Она не была жадной. Она была такой... восприимчивой.
– Да. Такой она и была. Что я могу сделать для вас, мистер Вайман?