— Пошли, — предложила она подруге.
— Почему? — воспротивилась Олимпия. — Здесь так хорошо. Тебе не нравится?
Любой, не столь погруженный в собственные переживания, как Олимпия, человек мог бы с уверенностью сказать: «Нет, Лаки здесь не нравилось, никакого удовольствия она не получала». В полном одиночестве сидела она у стола, и никто не обращал на нее внимания — мальчишки сгрудились возле Олимпии, вожделенно пожирая глазами ее задиристо торчащие груди.
— Я хочу уйти, — прошипела Лаки. — И тебе тоже пора.
— Ну и иди, — беззаботно отозвалась Олимпия. — Тебя никто не держит.
Лаки действительно никто не держал.
Она поднялась из-за столика, оседлала велосипед и укатила. Где-то на половине пути ей пришлось остановиться. На обочине ее вырвало. Честно ли было оставить подругу там?
«Вполне», — ответила она самой себе. Когда речь шла о том, чтобы позаботиться о себе, Олимпия вовсе не оказывалась такой уж нескладехой.
Кое-как забравшись в свое окно, Лаки, не раздеваясь, рухнула в постель и через пять минут уже видела сны.
Она не слышала, как тремя часами позже в спальню прокралась Олимпия.
Слишком увлекательным был сон, в котором Лаки видела Марко.
— Привет! — У Марабеллы Блю был грудной мягкий голос. — Я умираю от желания познакомиться с вами. Тини так часто говорит о вас.
Марабелла Блю.
Последняя претендентка на корону великой Мэрилин.
Джино устремил на нее свой взгляд. Всего на одно мгновение. Да, это было нечто.
Тини Мартино рассмеялся.
— Мне давно уже не терпелось свести вас, но Марабелла постоянно занята работой. Кочует на фильма в фильм. Как всякой звезде, ей не дает покоя ореол мученичества. — Он вновь позволил себе легкий смешок. — А уж что это такое — можешь спросить меня.
Смех у нее тоже оказался очень приятным, низким, горловым. На Марабелле было платье из серого шифона с блестками, облегавшее тело, подобно перчатке, едва прикрывая соблазнительно высокую грудь.
Джино почувствовал нечто уже давно им не испытанное. После Марии… ни одной постоянной… не было ни одной женщины, интерес к которой продержался бы у него неделю-две, ни одной, с кем рядом было бы приятно проснуться утром. Десять лет, проведенных в одиночестве, — срок немалый.
— Вам когда-нибудь приходится бывать в кино, мистер Сантанджело? — От нее волнами шел аромат духов. Легкий… экзотический… Удивительно женский аромат.
Он пожал плечами.
— В общем-то нет, но я обязательно схожу. Скажите мне, как называется ваша последняя картина.
— «Проказница», — промурлыкала Марабелла. Глаза у нее голубые. К голубым глазам Джино всегда испытывал слабость.