Интересно, что Филип и Далинг предпримут сегодня ночью? Ей не пришлось долго ждать. Они повторили свой прежний, испытанный трюк с привидением. Надо сказать, это получилось у них довольно талантливо, и Синджен, с улыбкой глядя в темноту, проговорила дрожащим голосом:
— О-о, неужто это опять ты? Прошу тебя, дух, оставь меня, оставь!
Вскорости дух и впрямь убрался восвояси, и Синджен могла бы поклясться, что до нее донеслось довольное хихиканье.
Колин позвал ее сразу же, как только начал подниматься по выщербленным ступеням парадного входа:
— Джоан!
Но первыми его встретили Филип и Далинг. Далинг обняла его за бедро, крича, что Синджен противная, уродливая и злая-презлая.
В противоположность сестре Филип стоял неподвижно и молчал. Колин крепко обнял детей и спросил их, где Джоан.
— Джоан? — безучастно повторил Филип. — Ах, она. Она сразу везде. Она все делает и никому не дает передохнуть. Она ведет себя вызывающе, папа.
Подоспевшая тетушка Арлет зашипела ему в ухо, что девица, на которой ему пришлось жениться, всеми командует и все портит. Что он собирается в связи с этим предпринять?
Для полноты картины не хватало только Серины, и она не замедлила появиться. Она улыбнулась Колину лучезарной улыбкой, подошла к нему и, встав на цыпочки, поцеловала его в губы.
Опешив, он отшатнулся, но это не стерло улыбки с ее лица.
— Я так рада, что ты вернулся, — проговорила она своим нежным голоском. Брови Колина недоуменно поползли вверх.
— Все вы… Далинг, отпусти мою ногу. Филип, уведи отсюда свою сестру. Куда? Все равно куда. Арлет, скажите, где Джоан?
— Я здесь, Колин.
Он поднял взгляд и увидел ее — она спускалась по широкой парадной лестнице. На ней было новое платье из бледно-желтой кисеи, простое, не слишком модное, такое, какое надела бы сельская девушка без претензий на великосветский лоск, однако на Джоан оно почему-то выглядело изысканным и элегантным. Он скучал по ней в Эдинбурге. Он думал о ней куда больше, чем ему хотелось бы, и, в конце концов, приехал домой до того, как завершил все дела, чтобы поскорее увидеть ее. Да, его жена хороша, очень хороша, думал он, глядя на нее, и ему не терпелось поцеловать ее, снять с нее это желтое платье и заняться с ней любовью. Но тут он ощутил странный запах, и эта приятная фантазия вмиг развеялась. В доме пахло пчелиным воском и лимоном. Перед ним тотчас возник образ его матери, и он оцепенел — ведь это было невозможно, его мать давно умерла.
Потом он огляделся по сторонам и растерянно заморгал.
Все вокруг блестело чистотой. Правда, прежде он как-то не замечал, что его дом зарос грязью, но сейчас он вдруг отчетливо осознал, что это было именно так.