Никогда раньше я не видел настоящей библиотеки, и король Бан с интересом наблюдал за мной, явно довольный моей восторженной растерянностью. Я просто раскрыл рот от удивления. Вдоль стен одна на другой, словно ячейки в открытых сотах, стояли коробки с торчащими из них перевязанными лентами свитками. Тут были сотни таких ячеек, и на каждой болтался ярлычок с аккуратно сделанной чернилами надписью.
— На каких языках ты говоришь, Дерфель? — спросил Бан.
— На языке саксов, лорд, и на языке бриттов.
— Ах! — Он был явно разочарован. — Только на этих грубых языках? У меня есть люди, говорящие на латыни, греческом, британском, конечно, но даже и на арабском. А отец Кельвин знает в десять раз больше языков. Разве не так, Кельвин?
Король обращался к оказавшемуся в библиотеке белобородому священнику с уродливым горбом, который не скрывала и просторная монашеская мантия с откинутым капюшоном. Священник, его звали Кельвином, в подтверждение лишь поднял худую руку, но ни на секунду не оторвал взгляда от лежавших перед ним на столе свитков. В первое мгновение мне показалось, что капюшон его черного одеяния оторочен серым мехом, но, приглядевшись, обнаружил, что это кошка, — она подняла голову, поглядела на меня прищуренным зеленым глазом и снова задремала. Король Бан не обратил никакого внимания на непочтительный жест священника и потащил меня вдоль полок с коробками, возбужденно рассказывая о собранных сокровищах.
— Здесь хранится то, что оставили римляне, — гордо говорил он, — кое-что додумались прислать мне друзья. Некоторые из манускриптов слишком древние, лишний раз к ним и прикоснуться нельзя, поэтому мы их переписываем. Посмотрим, что это? А, да, одна из двенадцати пьес Аристофана. Разумеется, у меня есть все. Эта называется «Вавилоняне». Комедия, написанная на греческом, молодой человек.
— И вовсе не смешная, — откликнулся Кельвин, не поднимая головы.
— Но ужасно забавная, — сказал король Бан, снова не заметив своеволия своего библиотекаря, к которому, очевидно, давно привык. — Может быть, мы, fili, должны построить театр и поставить эту пьесу? — задумчиво спросил он, словно обращаясь к самому себе. — А, вот это тебе понравится! «Поэтическое искусство» Горация. Я сам переписал.
— Неудивительно, что в рукописи ничего не разберешь, — вставил священник.
— Я заставил всех fili изучить постулаты Горация, — похвастал король.
— Вот почему они такие отвратительные поэты, — буркнул священник.
— Ах, Тертуллиан! — Король вытащил из коробки свиток и сдул с него пыль. — Копия его «Защиты от язычников»!