— Пошли, Дерфель! — заорал мне в самое ухо Галахад.
«Вверяю тебе мою жизнь, — отдавались в мозгу слова старика. — Порукой твоя честь и совесть, Дерфель Думнонийский».
— Как мне добраться до дворца? — прокричал я Галахаду.
— До дворца?
— Говори как! — гневно крикнул я.
— Сюда, — сказал он, — сюда.
И мы полезли наверх.
Барды поют о любви, восхищаются кровавой бойней, превозносят королей, льстят королевам, но будь я поэтом, то восхвалял бы только дружбу. В друзьях я был счастлив. Одним из них считал я Артура, но из всех моих друзей едва ли не лучшим оставался Галахад. Мы понимали друг друга без слов, но могли часами говорить не умолкая. Мы делили все, кроме женщин. Не сосчитать, сколько раз мы стояли плечом к плечу в стене щитов и сколько раз делили последний кусок хлеба. Люди принимали нас за братьев, да и мы думали так же.
И в тот страшный вечер, когда город под нами полыхал огнем, Галахад понял, что меня невозможно заставить бежать к спасительной лодке, что я нахожусь во власти неодолимого и таинственного зова богов, который заставил меня карабкаться вверх, к плывущему на фоне дымного неба и венчающего Инис Требс дворцу. За нами по пятам поднимался ужас смерти, но пока еще мы опережали его, несясь по крыше церкви, спрыгивая в узкую улочку, протискиваясь сквозь толпу беженцев, которые верили, что церковь — их спасительное убежище. Мы, не останавливаясь, перемахивали один пролет лестницы за другим и наконец оказались на главной улице, охватывающей холм Инис Требс. Франки бежали со всех сторон, стараясь обогнать нас и первыми оказаться во дворце Бана, но мы все же опередили их и вместе с жалкой кучкой людей, уцелевших в этой резне, метались по переходам и площадям.
Стражники уже ушли из внутреннего двора. Дворцовые двери были распахнуты. Внутри жались к стенам испуганные женщины и дети. Занавески шевелились на ветру.
Я пробежал вереницу уставленных богатой мебелью комнат, миновал зеркальный зал, мельком заметив валявшуюся на полу арфу Леанор, и ворвался в просторную комнату, где Бан впервые принимал меня. Король был еще здесь. Он стоял у стола в белой тоге и с пером в руке.
— Слишком поздно, — сказал он, когда я остановился в дверях с обнаженным мечом. — Артур обманул мои ожидания.
В коридорах дворца раздавались крики, плач и вопли. Арочные окна были затянуты дымом.
— Пойдем с нами, отец, — позвал Галахад.
— Мне еще надо кое-что сделать, — недовольно откликнулся Бан. Он обмакнул перо в роговую чернильницу и начал писать. — Ты разве не видишь, что я занят?
Я распахнул дверь, ведущую в библиотеку, пересек пустую переднюю и увидел горбатого священника, стоявшего у полок со свитками. Полированный деревянный пол был устлан раскрытыми и развернутыми манускриптами.