Хотя, представлялось мне, будь я там, Пеллкин осталась бы жива. Она была крепкой, ясноглазой девушкой, смешливой и с неистощимым рвением в работе. Хорошая женщина. Но если бы я тогда спас жизнь ей, погиб бы Мерлин. Судьба решает за нас.
Мысли Игрейны, должно быть, повернулись в ту же сторону.
— Хотелось бы мне повстречать Мерлина, — задумчиво проговорила она.
— Ты понравилась бы ему, — сказал я. — Он любил только хорошеньких женщин.
— А Ланселот? — быстро спросила она.
— О, тоже!
— Выходит, не мальчиков?
— Не мальчиков.
Игрейна засмеялась. В тот день на ней было голубое платье с вышивкой, которое так шло к ее светлой коже и темным волосам. Два золотых торквеса охватывали ее шею, а на тонком запястье позвякивали браслеты. От нее шел неприятный запах человеческих испражнений, из чего я понял, что она использует древнее средство от бесплодия. Бедная Игрейна!
— Ты ненавидел Ланселота? — резко спросила она.
— Безумно!
— Это несправедливо! — Она спрыгнула с подоконника и принялась шагать по тесной комнатке туда и обратно. — Жизнь людей не должны описывать их враги. Представь, что Нвилл станет описывать мою.
— Кто такая Нвилл?
— Ты ее не знаешь, — сказала она, нахмурившись, и я догадался, что Нвилл была любовницей ее мужа. — Это нечестно, — с напором говорила Игрейна, — ведь каждому известно, что Ланселот был величайшим воином Артура! Каж-до-му!
— Мне это неизвестно.
— Но он наверняка был смелым!
Я глядел в окно, пытаясь быть беспристрастным, найти в своем худшем враге хоть что-нибудь, достойное похвалы.
— Он, пожалуй, мог бы оказаться смельчаком, но предпочел избегать тех случаев, когда приходится выказывать храбрость, — осторожно сказал я. — Иногда он дрался, но не в бою. Видишь ли, он очень дорожил своим лицом и не желал портить его шрамами. Он гордился своей внешностью и даже собирал римские зеркала. Комната Ланселота во дворце Беноика так и называлась: Зеркальная. Он мог, не поворачиваясь, любоваться собой каждую минуту.
— Не верю, что он был так плох, как ты стараешься изобразить его, — с жаром возразила Игрейна.
— Думаю, он был еще хуже, — сказал я. Мне вовсе не хотелось писать о Ланселоте, потому что даже воспоминание о нем ложилось на душу тяжелым камнем. — Кроме всего прочего, — я смотрел Игрейне прямо в глаза, — он был бесчестным. Лгал напропалую, желая скрыть правду и заставить людей любить себя. А уж он мог и рыбу очаровать, моя дорогая леди.
Она чуть ли не всхлипнула, так ее расстроили мои слова. Не сомневаюсь, когда Дафидд ап Груффуд станет переводить мои записи, Ланселот предстанет таким, каким бы он сам желал себя видеть. Блестящий Ланселот! Честнейший Ланселот! Красивый, изящный, остроумный, улыбчивый, непревзойденный Ланселот! Он был Безземельным Королем и Лордом Вранья, но если Игрейна настоит на своем, он будет сиять сквозь века настоящим образцом величественного воина.