Она всегда любила долгие, неторопливые беседы, но в тот вечер была просто ненасытна. Нимуэ жаждала новостей, и я вывалил все подряд, но она потребовала подробностей и деталей, как можно больше мелких и на первый взгляд пустячных деталей. Она ловко прилаживала каждую подробность, заполняя ею пустоты в моих рассказах, и выстраивала всю историю на свой лад. Все, что произошло за последний год, Нимуэ собрала и выложила, словно мозаику на полу огромного зала. В отдельности каждая ячейка могла показаться ничтожной, но, соединяясь с соседней, вдруг приобретала важный смысл и становилась непременной частью целого, черточкой в осмысленном и понятном рисунке. Больше всего Нимуэ заинтересовалась свитком, который Мерлин вынес из сгоревшей библиотеки Бана.
— Ты не читал его? — спросила она.
— Нет.
— Я прочту! — пылко воскликнула она.
Немного поколебавшись, я наконец решился высказать давно мучившую меня мысль.
— Я думал, что Мерлин отправился за тобой на Остров. Этим я рисковал обидеть ее вдвойне. Во-первых, тем, что сомневался в Мерлине, а во-вторых, напоминанием об Острове Смерти, который она старалась забыть. Но она осталась невозмутимой.
— Мерлин верил, что я сама смогу позаботиться о себе, — спокойно сказала она и вдруг улыбнулась. — Кроме того, он знает, что у меня есть ты.
Стемнело, и ручей покрылся серебряной чешуей лунного света, предвещавшего наступление ночи Лугназада. Я хотел задать ей еще множество вопросов и не осмеливался, но Нимуэ неожиданно сама заговорила о том, чего спросить я не решился. Она говорила об Острове, вернее, о том, как оставшаяся незамутненной крошечная часть ее души наполнялась ужасом от чувства покинутости и обреченности.
— Я думала, что безумие подобно смерти, — тихо проговорила Нимуэ, — и что я уже не вырвусь из его лап. Это похоже на то, как будто ты запрятан в глубины своего беспомощного тела и не можешь выбраться оттуда. Но ты верил. Ты смог.
Она умолкла, и вдруг я увидел слезы в ее единственном глазу.
— Не надо, — попросил я, не имея сил слышать все это.
— А иногда, — продолжала Нимуэ, не слушая меня, — я сидела на скале и глядела в море. В этот момент я не чувствовала себя безумной и понимала, что служу какой-то цели.
— Никакой цели и быть не могло, — сердито перебил я.
— Ох, Дерфель, дорогой мой Дерфель, разума в тебе не больше, чем в камне, упавшем со скалы. — Она улыбнулась. — Цель — отыскать список Каледдина, чем и занялся Мерлин. Как же ты не понимаешь? Боги щедры на дары, но и требуют жертв. Безумие — та цена, которую я должна была заплатить за бесценный дар, попавший в руки Мерлина.