Вот я и не отовариваюсь. Все к двери, а я на шконке сижу, грустно в даль гляжу... Аж стихами заговорил, с печали. Одна радость - на Косяка, семьянины мы с ним, кенты.
Все листки-требования разобрали и пометили: кому, чего. Затем количество проставили да цену, а внизу итого вывели. И норовят все схитрить - не десять рублей написать, десять рублей и копеек сорок сверху. А вдруг пролезет, а вдруг стрельнет! Правда продавец в ларьке, вольная, сурово отсекает, все что не положено - десять так десять.
Сижу, смотрю, как вся хата считает, ну словно в бухгалтерии. Только бухгалтера все в трусах да наколках. Смех. У меня и грусть прошла.
А тут снова кормушка хлопнула и зек с ларька заглядывает, сердится хата - че так скоро, только начади считать, как уже давай?! Hет? Hе давай? А какого хрена? Кого тебе?
- Братва, тут какого Иванова требуют, есть такой? Владимира Hиколаевича...
Чего это разорались? Кого ищут? Иванова Владимира Hиколаевича... Мама родная, так это я1 Ей богу, я! Спрыгиваю со шконки, суюсь к кормушки. А с той стороны морда широкая, не ровня моей, в кормушку не влазит:
- Ты что ли Иванов?
- Я, кормилец, я!..
- Имя, отчество...
- Владимир Hиколаевич, 22.10.58, 70, 198, 209...
- Хватит, хватит, верю, - смеется зек в пидарке (головной убор осужденных в зонах и хоз.обслуге) и сует мне листок какой-то.
- Я б тебе паспорт показал да КГБ потеряло...
- Да верю, верю, распишись здесь, - и ручку сует.
Пролетело пять дней. Пять долгих, длинных дней. Каждый день был длиною с полярную ночь. Каждый день был длиною в год.
Потому что нас с Костромой было двое. А быков беспредельных - шестеро. И бились мы с быками каждый день. Каждый день три-четыре-пять и более раз. Как гладиаторы. Как пособия по тренингу для рукопашного боя.
Каждый бой проходил буднично, повседневно. Он не был обставлен не торжеством соревнований, ни злобой драки. Была повседневность, обыденность.
Как люди чистят зубы. Как люди испражняются.
Три-четыре-пять раз в день Масюка, Орел, или еще кто-нибудь из этой семейки, вставал со шконки, в очередной раз пожрав, и потянувшись крупным, сытым телом, сообщал:
- Пойду разомнусь, кто со мною?
И всегда у него находилось два, три, а то и четыре партнера и они шли к нам. Мы, я и Кострома, всегда встречали их стоя. Ведь когда сидишь, сжавшись в трепетный от страха комок и закрыв голову руками, ожидаешь удара, то это намного страшнее и унизительнее. Чем встречать противника, недруга, врага, стоя, бесстрашно глядя ему в рыло и первым бить по этому рылу, даже если и через минуту будешь валяться на полу, даже если и твой удар не достиг цели!