А ящики тяжелые. Прямоугольные, широкие, неудобные, обитые края измазаны салом, скользят. Вдобавок еще крышки все время падают, гремят, и это здорово действует на нервы. Самый коварный груз, какой только можно представить себе на продуктовом фургоне. Когда Сергей в одиночку перетаскал всю говядину на кухню, хозяин «Лабинки» появился снова и сказал:
— Слушай, Журавль, без твоей помощи нам не обойтись.
Журавль — это кличка Сергея в группировке. Дрын пытался исковеркать фамилию и называть его Курвой, но Сергей схватил Пашку за горло и пообещал вынуть глаз, а для убедительности приставил к прижмуренному веку выдернутый из ящика гвоздь.
Это подействовало, и Гога придумал другую кличку, необидную. Курлы, курлы — так журавли кричат.
— Это точно, — согласился Сергей. — Без меня как без рук.
Ираклий посмотрел на него внимательно.
— Идем-ка.
Они пошли на склад, мимо разделочной, мимо дверей кухни и посудомоечной; Сергей увидел симпатичную девушку в форменном голубом переднике, она курила, прислонившись спиной к стене, кисти рук у нее багрово-красные от горячей хлорированной воды.
Потом спустились по лестнице с короткими неудобными ступенями.
— Осторожнее, — говорит Ираклион.
Когда рабочие выволакивают отсюда говяжьи и свиные туши, чтобы загрузить их на тележки и отправить в разделочную, на краешках ступеней остается соскобленное мясо и жир, их никто не убирает. Поскользнуться здесь ничего не стоит.
Скрипнула, поворачиваясь, тяжелая дверь склада, свет брызнул на каменный пол.
Сергей вошел вслед за Ираклием, пригнув голову.
Гога и Дрын сидели на пустых поддонах, сосредоточенно рассматривая пальцы на своих руках. Рядом, на фанерном ящике из-под отечественных сигарет, лежал наполовину объеденный копченый цыпленок. У противоположной стены находилась холодильная камера, ее белая дверь забрызгана кровью. Рядом на каменном полу валялся человек, волосы которого слиплись в мокрый маслянистый колтун. Ираклий подошел к нему, опустился на корточки, брезгливым движением приподнял голову.
Сергей увидел лицо в кровоподтеках, прикрытые веками глаза. Правая щека была черной от грязи.
— Фирсов его прислал, — сказал Гога. — Фирсов, точно. Он сам признался.
Ираклион отпустил голову, та безвольно упала на пол. Ираклион смотрел на Дрына.
— Ты прикончил его, дурень…
— Не-а, — бодро ответил Дрын. — Ты ж мне сказал… Что я, слов, думаешь, не понимаю?
— Он не дышит.
— Ага, еще как дышит!
Дрын привстал, «щеточкой» ударил человека по почкам. Тот неожиданно выгнулся, что-то простонал.
— Ага, — повторил вслед за Дрыном Ираклион.