Да мало ли еще какой, зачастую самой неожиданной, стороной оборачивались наши охоты. Казалось бы, к размышлениям над философскими категориями они не располагают никоим образом. Но однажды осенью мы с Красным остались ночевать на озере, в ожидании утренней зорьки. В егерском домике было еще два охотника, и когда солнце село, начались обычные байки да традиционное «забивание козла».
Потом наши соседи стали укладываться спать, а мы вышли прогуляться в степь. Было темно, узкая дорога шла через болото, по обе стороны ее шумел трехметровый камыш, в котором слышались какая-то возня, уханье, сопенье, и оставшийся далеко позади крохотный квадратик освещенного окна егерской сторожки казался единственным обитаемым местом в обозримом пространстве.
Но вот мы вышли на прогалину, и неожиданно на горизонте открылся большой город, искрящийся тысячами огней и разноцветьем реклам, наш родной город, в котором мы родились и выросли и который сейчас казался совершенно сказочным миражом, до нереальности контрастирующим с тем жалким огоньком, который еще минуту назад олицетворял для нас оазис цивилизации. И этот океан далекого света заставил меня посмотреть на часы и с удивлением обнаружить, что сейчас только девять часов, время, в которое там, в городе, можно собираться на прогулку, в гости, в кино…
Тогда я задумался над относительностью человеческого восприятия окружающих явлений, и позднее, уже изучая в университете мудреные науки, обнаружил, что в восемнадцать лет раздумывал над тем, что являлось объектом внимания и по-разному толковалось многими учеными, то есть над проблемой действительно существующей и актуальной.
И все же при чем здесь охота? Общение с природой — это прекрасно и для нравственного самоусовершенствования, и для понимания окружающего мира, но зачем при этом обвешиваться двустволками и патронташами? Впрочем, задать такой вопрос может только человек, совершенно не знакомый с психологией подростков и потому не представляющий, какую часть в сфере их интересов занимает оружие. Ружье и природа были для нас неотъемлемыми компонентами романтики. Кстати, тогда я собирался стать журналистом, а не милиционером, и если бы мог представить, что десять лет спустя буду выполнять в этих местах оперативное задание и что за поясом у меня будет пистолет, в заднем кармане запасной магазин к нему, а на плече, для конспирации в старой, замызганной сумке, — рация, мне бы все это представилось чрезвычайно романтичным.
Но в разном возрасте романтику представляют по-разному, к тому же есть взгляд на романтику снаружи, а есть изнутри, и когда глядишь изнутри, то никакой романтики не видишь, а видишь только изнурительную и, как правило, неблагодарную работу, которая приносит удовлетворение уже тогда, когда бывает завершена.