Дальше шла плоская металлическая табличка, тщательно отполированная множеством рук.
— Нажать кл. — Морозов отошел назад, окинул взглядом вереницу уходящих вверх окон. — Какой такой кл?
Снова присмотревшись к замку, он обнаружил едва видимые в ярком солнечном свете очертания ключа на нижней правой кнопке.
— А вот и хитрый «кл». Попался.
Дороф жил в семьдесят девятой квартире. Кодовый замок долго и сосредоточенно пищал, потом кашлянул и спросил:
— Кто?
— Лева, это я. Юра. Звонил вчера.
Вместо ответа из динамика раздался царапающий скрежет, щелкнул магнит замка. Морозов отворил дверь и на всякий случай сказал, наклонившись к замолкшему микрофону:
— Вошел.
Зассанный бесчисленными поколениями собак, кошек и малосознательных жильцов лифт, конвульсивно дергаясь на границах между этажами, потащился вверх.
«Маша сосет», — значилось огромными буквами на закрывшихся дверцах. Ниже были приписаны некоторые эпитеты относительно неизвестной Маши, принадлежавшие уже другой руке, и стрелка вправо. Юра, изнемогая от запаха, повернулся.
«Хотите Машу?» — вопрошал другой образец настенной живописи, снабженный все той же стрелкой, теперь выполненной в виде мужского полового органа.
Шалея от собственной дурости, Морозов покосился в указанном направлении. Увы, узнать судьбу таинственной Маши ему было не суждено. Задняя стенка лифта была густо замазана белой краской.
— Маша наносит ответный удар, — пробормотал Юра.
Двери с утробным рыком распахнулись, наконец выпустив его из своих пахучих недр.
«Машка — сука!» — размашисто, во всю стену.
— Ну прямо звезда какая-то… — сказал Морозов.
— Это ты про что? — поинтересовались из-за спины.
Обернувшись, Юра увидел любопытную харю Левки Дорофа, высовывающуюся в приоткрытую дверь.
— Да вот, знакомлюсь с наскальными рисунками местных питекантропов.
— Это ты про Машку? — спросил Лева, распахивая дверь. Он был в махровом полосатом халате. На ногах старенькие шлепанцы. — Соседка моя, с первого этажа. Крестецкая Маша. Девушка редкой судьбы. Популярная, как видишь, в народе.
— Да, заметил. — Юра крепко сжал руку Дорофу, потом не удержался, обнял. Крепко хлопнул по спине.
— Убьешь, антисемит, — просипел Лев. — Заходи давай, а то холодно же…
Квартира не поражала ни убранством, ни особенным порядком.
Повсюду валялись тюки, коробки, перевязанные веревками. Стояли аккуратными стопками книги.
— Переезжаю, — пояснил Дороф.
— Из города? — вспомнив сегодняшний визит, спросил Юра.
— Почему из города? — удивился Лева. — В другой район. И в пятиэтажку. Чтоб без лифта и мусоропровода. В гробу я видел эти удобства…