Твоя любящая мама Элен».
* * *
«Февраль 1964 г.
Любимая моя доченька!
Афины — пыльный и шумный город, и я с трудом получила необходимые мне документы в Институте средневековой Греции, в котором царят совершенно средневековые порядки. Но сегодня утром, сидя на вершине Акрополя, я почти представила, что наша разлука закончится и ты будешь сидеть на этих развалинах — может быть, ты станешь тогда совсем взрослой? — и смотреть сверху на город. Смотри-ка, ты будешь высокой, как я и твой отец, с легкими темными волосами: коротко подстриженными или заплетенными в тугую косу? — и на тебе будут солнечные очки и дорожные туфли, а на голове, может быть, шарфик, если ветер будет таким же резким, как сегодня. Я буду уже старенькой, в морщинках, и стану гордиться только тобой. Официанты в кафе будут пялиться на тебя, а не на меня, и я буду с гордостью посмеиваться, а твой отец — бросать на них гневные взгляды из-за газеты.
Твоя любящая мама Элен».
* * *
«Март 1964 г.
Любимая моя доченька!
Придуманная мной вчера сценка на Акрополе оказалась такой яркой, что я снова пришла сюда сегодня с утра, просто чтобы написать тебе. Но пока я сидела здесь, любуясь городом, ранка у меня на шее начала пульсировать, и я подумала, что неотступный преследователь настигает меня. Я оглядывалась, высматривая в толпе подозрительных туристов. Не могу понять, почему этот демон еще не явился за мной из своего темного прошлого. Я уже принадлежу ему, уже отравлена, я почти жду его. Почему он медлит, зачем заставляет мучиться? Но при этой мысли я понимаю, что все еще противлюсь ему, охраняю себя, окружая всеми доступными мне оберегами, и продолжаю поиски его логова — одного из множества — в надежде застигнуть его там врасплох и уничтожить. Да, мой потерянный ангел, ты стоишь за этой отчаянной надеждой.
Твоя любящая мама Элен».
«Не знаю, кто из нас при виде иконы в руках бабы Янки ахнул первым: я или Элен, но оба мы мгновенно подавили первое движение. Ранов стоял, прислонившись к дереву, в трех шагах от нас, но я с облегчением увидел, что он скучающе и презрительно смотрит вниз, в долину, и к тому же занят своей сигаретой, так что, видимо, не заметил иконы. Через несколько секунд баба Янка отвернулась от нас, и обе плясуньи с той же величественной грацией шагнули на траву и приблизились к священнику. Иконы они вернули мальчикам, которые тут же прикрыли их. Я не сводил глаз с Ранова. Священник уже благословил женщин, и брат Иван, отведя их в сторону, подал им воды. Проходя мимо, баба Янка бросила на нас гордый взгляд, улыбнулась и едва ли не подмигнула, и мы с Элен в едином порыве поклонились ей. Я бросил внимательный взгляд на ее ступни. Усталые мозолистые ступни, и ее, и второй женщины, казались совершенно здоровыми. Только лица их раскраснелись от огня, как от солнечного ожога.