Мне удалось на минуту представить, будто все происходящее — сон, и это немного помогло.
— Куда же вы ее переместите? — (И меня вместе с ней, мог бы добавить я.)
— В древнее убежище, много древнее этого, связанного для меня с множеством воспоминаний. В убежище отдаленное, однако оно расположено ближе к великим городам современности, и мне будет проще покидать его и возвращаться вновь. Мы перенесем туда библиотеку, и вы займетесь ее расширением.
В его взгляде, устремленном на меня, была уверенность, граничащая с приязнью, если бы это нечеловеческое лицо способно было выражать подобное чувство. Затем он поднялся тем же странным резким движением.
— Мы довольно беседовали для одной ночи — я вижу, что вы утомлены. Отдадим оставшиеся часы чтению, по заведенному мной обычаю, а потом я должен буду уйти. Когда настанет утро, вам следует взять бумагу и перо — вы найдете их у пресса — и приступить к составлению каталога. Книги у меня разложены скорее по тематике, нежели по векам или десятилетиям. Вы увидите. Имеется и пишущая машинка — я приготовил ее для вас. Возможно, вы предпочтете вести опись по-латыни — впрочем, оставляю это на ваше усмотрение. И разумеется, вы вправе в любое время читать все, что вас заинтересует.
С этими словами он шагнул к столу, выбрал одну из лежавших на нем книг и снова опустился в кресло. Следуя его примеру — я не посмел отказаться, — я вынул первый попавшийся под руку том. Это оказалось одно из первых изданий «Государя» Макиавелли, включавшее несколько рассуждений о морали, которых я прежде не читал и даже не слышал о них. Я не способен был сейчас разбираться в прочитанном, а просто сидел, бессмысленно переворачивая страницы. Дракула казался полностью поглощенным чтением. Украдкой поглядывая на него, я дивился, как он, после жизни, проведенной в сражениях и действии, приспособился к этому подземному ночному существованию, к одинокой жизни ученого.
Наконец он поднялся, спокойно отложил книгу и, не сказав ни слова, отступил в тень длинного зала, так что я больше не видел его. Затем я услышал сухой скрежет, словно какое-то животное разрывало землю или кто-то чиркал спичкой по коробку, но огонек не вспыхнул, и я почувствовал, что остался один. Как я ни напрягал слух, мне не удалось понять, в каком направлении он скрылся. По крайней мере, он не собирался этой ночью утолять голод мною. Мелькнула испуганная мысль, для чего он приберегает меня. Ведь он без труда мог превратить меня в своего раба и заодно утолить жажду. Несколько часов я просидел в том же кресле, поднимаясь изредка, чтобы размять онемевшее тело. Я не смел сомкнуть глаз, пока длилась ночь, однако перед самым рассветом, должно быть, задремал, потому что, очнувшись, ощутил вдруг, как изменилось что-то в воздухе. В темной камере не стало светлей, но перед огнем появился Дракула в своем тяжелом плаще.