Он расправил сильные плечи.
— Идемте. Я покажу вам другие сокровища, а вы объясните мне, как собираетесь вести каталог.
Он вел меня от раздела к разделу, указывая на особые раритеты. Я понял, что правильно вычислил систему, по которой он располагал свои богатства. Особый стеллаж был отведен искусству пытки от древнейших времен до наших дней. Темницы средневековой Англии, застенки инквизиции, эксперименты Третьего Рейха… Издания времен Ренессанса украшали гравюры с изображением орудий пытки и диаграммы человеческого тела. Другая часть комнаты была отведена истории церковных ересей, к которым применялись многие из пыточных наставлений. В одном углу хранились труды алхимиков, в другом — ведовские трактаты, в третьем — учения философов самого неприятного толка.
Дракула остановился перед большой книжной полкой и погладил ее ладонью.
— Вот это особенно любопытно для меня, да и вас, я думаю, заинтересует. Мои биографии.
Все тома здесь так или иначе касались его жизни. Работы византийских и турецких историков — среди них редчайшие оригиналы и их переиздания на протяжении веков. Были здесь и памфлеты, изданные в Средние века в Германии, в России, в Венгрии, в Константинополе — с перечислением его преступлений. Многие из них оказались мне незнакомы, хотя я тщательно собирал материалы по теме, и во мне шевельнулось любопытство, но я сдержал его, напомнив себе, что у меня больше нет причин заниматься этим вопросом. Были здесь и многочисленные сборники фольклора, от семнадцатого века и дальше, содержавшие предания о вампирах, — мне показалось странным и страшным, что он настолько откровенно поместил их среди своих биографий. Дракула положил широкую ладонь на раннее издание романа Стокера и усмехнулся, но ничего не сказал. Затем он тихо перешел к следующему разделу.
— Вот это вам также покажется особенно любопытным, — заметил он. — Здесь у меня работы историков вашего века — двадцатого. Прекрасный век — я многого жду от его завершения. В мое время государям приходилось устранять нежелательных элементов по одному. Вы проделываете это широким взмахом. Какое усовершенствование — от проклятых пушек, разбивших стены Константинополя, к божественному пламени, которое ваша приемная родина обрушила недавно на японские города. — Он изящно поклонился мне, как властелин, поздравляющий с успехом царедворца. — Многие из этих работ вам, несомненно, знакомы, профессор, но теперь вы можете взглянуть на них под новым углом.
Наконец он снова пригласил меня сесть к огню, и я обнаружил у себя под рукой новую чашку горячего чая.