— Если под нормальными человеческими условиями понимать жизнь в переполненном курятнике, — с ходу уточнила я.
— По крайней мере, в переполненном курятнике люди не ломают себе скоропостижно шеи.
— Зато они задыхаются под подушками!
Испугавшись очередного скандала, Ярослав повернулся к жене и поспешил ее успокоить:
— Насчет горы ты немного преувеличила, Ира. Обломок-другой еще может упасть, но, во-первых, тут не голые склоны и растительность замедлит падение. Во-вторых, ребята же не под обрывом палатки поставили. До них камни, скорее всего, не докатятся.
— Насчет любой минуты — тоже преувеличение, — мрачно заметил Леша. — Видите ровный срез с той стороны? Этот камень сорвался не сам по себе, а по чьей-то воле. И этот кто-то выбирал время падения не произвольно.
Я тупо уставилась туда, куда показывал Леша. И действительно, несмотря на солидную массу, камень при падении не до конца уничтожил след чьей-то деятельности. Судя по всему, здесь поработали лопатой или топором.
— Кто из вас сейчас отходил от стола? — задала я вопрос собранию.
Они растерянно переглянулись.
— Да мы все отходили, — ответил Прошка. — Кроме Генриха. Мы с Лешей и Славками ушли искать дрова, Ира с Таней — собирать можжевеловые ягоды.
— Вспомните: примерно за минуту до грохота вы были на виду друг у друга?
— Н-нет, — неуверенно ответил Ярослав. — Я, во всяком случае, никого не видел.
— Я тоже, — сказал Леша. — Мы разбрелись в разные стороны.
— Тут сухих деревьев не так уж много, — объяснил Прошка. — Если ходить толпой, дрова придется искать до вечера.
Я покосилась на топор, который Леша все еще сжимал в руке. Топоров у нас было три плюс одна пила. Пилой вооружился Прошка, стало быть, остальные два топора взяли Славки, но где-то их побросали. Отметив про себя этот факт, я повернулась к Ирочке и Татьяне.
— Вы-то хотя бы вместе были?
— Нет, — ответила Татьяна, — мы сразу же разделились. Я пошла направо от тропы, Ира — налево.
— А зачем вам вдруг понадобились можжевеловые ягоды? — подозрительно спросила я.
— Хотели набрать впрок. На них хорошо водку настаивать. И пить приятно, и пользы больше.
— Я что-то не понимаю… — опомнилась наконец Ирочка. — Что все это значит? Кому понадобилось этот камень сталкивать и зачем?
— Похоже, кому-то из нас сильно не нравится Марк, — хмуро объяснил Славка-Владик.
Он еще не успел договорить, а на меня вдруг накатила такая эйфория, что я просто не смогла удержать в себе идиотски-счастливый, ликующий смех. «Это не Марк! Убийца не Марк!»
Надо сказать, мой неуместный приступ веселья произвел на присутствующих не самое благоприятное впечатление. В первое мгновение они испуганно попятились — видно, решили, что у меня поехала крыша, — потом, сообразив, что это не истерика и не хохот безумицы, вперили в меня негодующие взоры. Впрочем, не то чтобы негодующие. Генрих смотрел с легким укором и тревогой, Леша — недоуменно, Марк — обиженно, Прошка — с пониманием, Татьяна — с любопытством, Славки — с осуждением, и только фиалковые глаза Ирочки метали громы и молнии.