— Договорились, — весело согласился Генрих. — Только готовить будем вместе. А то здешние дрова ни один топор не берет.
— Заметано!
Последующие два часа стали для нас с Марком настоящей пыткой. Мы изо всех сил старались держаться миролюбиво и спокойно. Наша светская беседа протекала примерно таким образом:
Нинка: Пас. Какая у тебя симпатичная маечка, Варвара!
Маечке этой шел третий год, она вылиняла, выгорела и совершенно потеряла форму.
Я: Второй пас. Да, это один из самых элегантных моих туалетов.
Мирон: А я возьму на раз. Та-ак! Семь вторых. Ты замуж еще не вышла, Варвара?
Я: Нет, Миронушка. Все ищу такого завидного жениха, как ты.
Нинка: Пас. Таких больше не делают.
Я: Вист. Значит, не судьба.
Мирон (Марку): А ты чем занимаешься? Все торчишь в своем институте?
Марк: Да.
Мирон: И не надоело? Занялся бы лучше настоящим делом.
Я: А что ты именуешь настоящим делом?
Мирон: Ну уж во всяком случае, не просиживание штанов в забытой богом лаборатории.
Марк: Вот как? По-твоему, просиживать штаны в каком-нибудь денежном местечке более стоящее занятие?
И так далее и тому подобное. Нам с Марком приходилось взвешивать каждое слово. От постоянного напряжения я взмокла. К тому же мы с Марком начали проигрывать.
Спору нет, в преферанс Мирон играл великолепно. Он просчитывал все вероятности, анализировал ходы и уже ко второму ходу знал карты противников. К тому же у него было превосходное чутье, так что, по справедливости, он и должен был выиграть. Но по той же справедливости проиграть должна была Нинка. Она играла совсем слабо, сколько карт какой масти вышло, не помнила и постоянно допускала ошибки. Она бы и проиграла, если бы Мирон практически в открытую ей не подыгрывал. На ее ошибку он отвечал еще более грубой ошибкой, и в результате ей удавалось сыграть свою игру даже тогда, когда она безнадежно «сидела».
Но указывать на это Мирону — значило нарываться на верный скандал, которого мы всеми силами стремились избежать. И ради Генриха, и ради Машеньки, и из-за присутствия посторонних людей. Поэтому мы лишь скрежетали зубами и продолжали играть. Мирон же с каждым кругом все больше веселел.
— Игрочишки! — промурлыкал он, подсчитывая наш проигрыш. — Лучше бы в «монопольку» с детишками сразились, чем с такими асами за стол садиться.
Я едва не задохнулась от ярости, но нашла в себе силы молча встать и уйти в палатку.
— Так шашлык и вино за вами! — крикнул мне вдогонку Мирон.
Во второй четверке проиграли Генрих с Владиком. Но там игра доставила удовольствие всем участникам — и выигравшим, и проигравшим. Они шутили, вспоминали старые добрые времена и так беззаботно хохотали, что я могла только порадоваться за них и по-хорошему им позавидовать.