— Генриху? Да он, по-моему, и не замечает ничего.
— Послушай, может быть, муж у меня и рассеянный, но никак не глупый. А вашей с Мироном «нежной любви» может не заметить только слепоглухонемой идиот. От вас просто искры сыплются. Нет, Анри только делает вид, что ничего не замечает. Надеется, что так быстрее все уладится. Только вы не торопитесь…
— Ладно, Машенька, я попробую. Но учти, если меня хватит кондрашка, виновата будешь ты.
Следующий день начался с небольшой разминки. Утром мы с Лешей, припомнив вчерашнюю неблагодарность товарищей по лагерю, решили за водой не ходить. Вволю наплававшись, мы вернулись на стоянку и с интересом стали ждать, как развернутся события.
Когда последний бездельник наконец вылез из палатки и отправился совершать утреннее омовение, Машенька с Генрихом захлопотали у очага, вознамерившись приготовить завтрак.
— А что, за водой еще никто не ходил? — встревоженно спросила Машенька, разглядывая канистру, на дне которой плескались жалкие остатки жизнетворной влаги.
Мы с Лешей сделали вид, что вопрос не имеет к нам никакого отношения, и продолжали увлеченно обсуждать различия в грамматике русского и церковнославянского языков.
— Что же делать? На кашу тут еще, может быть, хватит, но на чай точно ничего не останется.
— Надо срочно отправить кого-нибудь в пансионат, — с готовностью подсказала я.
— Давайте я схожу, — предложил Генрих безо всякого энтузиазма.
— Мы с тобой и с Марком идем сегодня за мясом и вином, — напомнила я ему.
— Так, может, сейчас сходить? Заодно и воды принесем.
— Не выйдет. Пьянка назначена на вечер. В такую жару мясо за день протухнет.
— А как же быть с водой?
— А чего тут сложного? — удивился Марк. — Пускай Прошка с Лешей идут.
— Я?! — взвизгнул Прошка. — Опять?
— Вчера, между прочим, воду принесли мы с Лешей.
— Ну и что? Кто нас сюда притащил? Я, например, на такой отдых не подписывался. Топать по этим чертовым камням, да еще по жаре, десять километров!
— Тебе полезно, — нравоучительно заметил Марк, — жирок растрясешь.
— Вот сам и растрясай, а у меня найдутся занятия поприятнее. Я сюда отдыхать ехал. — С этими словами Прошка демонстративно разлегся на надувном матрасе, заложил ногу за ногу, а руки сложил на кругленьком брюшке.
— Это что, бунт? — осведомилась я ледяным тоном.
— Да. Бунт!
— Повесить мерзавца на нок-рее! — кровожадно рявкнул Генрих.
— Это будет затруднительно, — возразил чуждый романтике Леша. — Лучше не давать ему воды.
— Мы так и так не сможем ее ему давать. Воды-то нет, — напомнила Машенька.
Марк одним стремительным движением выдернул из-под Прошки матрас и, подняв за шкирку, поставил на ноги. Прошка к этой процедуре отнесся на удивление спокойно. Он не вырывался, не возмущался, но на физиономии его ясно читалось, что насилием от него ничего не добьются.