— Да ладно, хватит вам препираться, — вмешался Славка-Владислав. — Я тоже вчера проиграл и тоже не смог купить мяса. Что ж теперь, вешаться, что ли?
— Вот уж не знаю, — буркнул Мирон.
По какой-то причине он пребывал в скверном расположении духа. А когда Мирон не в духе, остальным обычно очень скоро тоже становится не до веселья. В тот день он превзошел сам себя, умело нагнетая нервозность замечаниями типа:
— Что ты делаешь, болван! У тебя откуда руки растут?
— Леша, у вас в семье не было случаев слабоумия?
— Что ты машешь топором, словно барышня веером? Ручки боишься натрудить?
Я ожесточенно потрошила кур и гадала, когда же у моих друзей лопнет терпение. Чего мне стоило не вскочить и не надавать Мирону по физиономии, передать невозможно. Но я твердо помнила о данном вчера Машеньке слове и крепилась, как могла, отыгрываясь на бедных курах.
Первым, как ни странно, не выдержал Леша:
— Ты что это раскомандовался? Тут тебе не казарма.
Видимо, Мирон никак не ожидал отпора от Леши, потому что на некоторое время примолк. Но надолго его не хватило. Дурное настроение требовало выхода.
— Что ты принес? У тебя с головой не все в порядке? Эта деревяшка вся в смоле. От ваших кур одни угольки останутся.
— Какая муха тебя укусила, Мирон? — выразил недоумение Прошка. — Полено как полено, тут все деревья смолистые. Мы же не на огне кур жарить будем, а на углях.
— Муха, наверное, вас всех покусала. Цеце называется. Бродите тут, как сомнамбулы! Такими темпами мы до ночи дрова собирать будем.
— А почему бы тебе не заткнуться, Мирон? — вежливо предложил один из Славок. — По-моему, дело пошло бы куда быстрее. Ты всех только заводишь своими придирками, а это отнюдь не ускоряет процесс.
Но Мирон просьбе не внял. Он продолжал подбадривать товарищей остроумными замечаниями, и к тому времени, как они закончили, все были злы как черти.
Может, всей этой истории и не произошло бы, если бы с нами был Генрих. Но его, к несчастью, не было.
Мы разожгли огонь в очаге и стали ждать углей. Предварительно выпотрошенных, вымытых, наперченных и посоленных кур нанизали на свежеоструганные ореховые прутья. Пока сидели и ждали, Мирон, видно, сообразил, что еще не успел излить свою сердечность на меня, и затеял со мной светский разговор:
— Отчего у тебя такой хмурый вид, Варвара? И молчалива ты сегодня на редкость. Уж не заболела ли ты? Выглядишь неважно.
— Откуда столько заботы, Мирон? Уверяю тебя, помирать я пока не собираюсь. Так что прибереги свою скорбную мину для более приличествующего случая.
Мирон печально покачал головой и поцокал языком: