Татьяна поддержала ее предложение. Галантный Генрих, который только что выражал желание помочь Марку и Прошке с готовкой, предложил себя в сопровождающие. Когда дамы начали спускаться по тропинке, я услышала с берега голос Славки-Ярослава:
— Успокойся, Мирон. Что ты снова себя заводишь? Мы же договорились…
Злобный голос Мирона заглушил остаток фразы:
— Да что эта шлюха себе позволяет!
— Какие там страсти кипят! — обрадованно вскричала Ирочка.
— Тише! Девочки идут, — вполголоса проворчал Славка, очевидно обращаясь к Мирону.
— Чего вы там не поделили, забияки? — с напускной беззаботностью полюбопытствовал Генрих.
— Да ничего, мы уже разобрались, — поспешно ответил Ярослав. — А вы — купаться? Давайте поторапливайтесь, а то куры обуглятся.
— Мы быстренько, только окунемся — и назад, — пообещала Ирочка.
Славка с Мироном поднялись в лагерь. Ребята обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Мирон в беседе участия не принимал и даже на прямо обращенный к нему вопрос одного из Славок ответить не соизволил. «Да, не похоже, что нам удастся утаить инцидент от Генриха, — тоскливо подумала я. — Одна надежда, что девицы помогут».
Вскоре с плато донесся голос Нинки:
— Где вы были, Мирон? Я вас повсюду искала.
Ее благоверный пробормотал в ответ что-то неразборчивое и явно не слишком любезное. Прошка поспешил вмешаться, попросив Нину помочь ему «сервировать» стол.
Минут через десять вернулись купальщики, и я поняла, что пора спускаться. Будь что будет!
Доживи я и до ста лет, едва ли мне когда-нибудь выпадет еще один такой тягостный и безрадостный вечер. Ни я, ни Мирон ни разу не раскрыли рта. Не знаю, из каких соображений молчал он, я же боялась, что любая моя фраза может подействовать на него, как красная тряпка на быка. Марк и Леша держались скованно, на вопросы отвечали односложно, в беседу не вступали. Славки честно старались поднять настроение за столом, но притворщики из них никудышные, и их героические усилия особым успехом не увенчались. Так что за всех отдувался Прошка. Стоило возникнуть малейшей заминке в разговоре, как он, опасаясь, что пауза может затянуться и всеобщее напряжение бросится Генриху в глаза, грудью бросался на амбразуру. Мало-помалу вино и Прошкино красноречие несколько разрядили атмосферу. Ирочка и Татьяна оживились и включились в общий разговор. Генрих, почуявший было неладное, заметно повеселел и, взяв шампур, заметил, обращаясь к Мирону:
— А зря, зря, батенька, вы курятиной-то брезгаете. Может, скоро в магазинах и ее не будет.
— Как? Почему? — испугался Прошка.