– Бис! Еще! Еще!
И только баронесса поднялась с места, сквозь плотно сдвинутые губы произнесла:
– Довольно, дети! Идите домой!
– Погуляли и хватит! – по-немецки, в тон ей, сказал Левка.
Баронесса ничего не ответила. Но когда киндеры покинули двор, крикнула:
– Я вас от этих штучек отучу! – и давай хлестать плетью меня и Димку и Левку.
Мы немедленно убежали в амбар. Рассвирепевшая Птичка бросилась за нами, и снова удары обрушились на наши головы.
Когда фрау загнала в угол обезумевшего от боли Левку и замахнулась на него еще раз, Большое Ухо не выдержал и, прикрываясь руками, в ужасе закричал:
– Ма-а-ма-а!
– Вы что делаете? – вскочил на ноги я: – Вы за это ответите!
То ли мои слова как-то подействовали на баронессу, то ли она решила, что мы уже довольно наказаны, но остановилась и молча ушла.
Сидит он раз в яме на корточках, думает о вольном житье, и скучно ему. Вдруг прямо на колени к нему лепешка упала, другая, и черешни посыпались.
Л. Толстой. «Кавказский пленник»
Мы остались в темноте. Со двора не доносилось ни звука. Димка, растянувшись на соломе, тяжело дышал, а Левка всхлипывал. У меня тоже мучительно горели спина и левый бок после ударов плети.
Я подполз к Левке и хотел его обнять, но он ухватился за мою руку и отстранился.
– Что, больно?
– Тебя когда-нибудь били так, Молокоед? – спросил Большое Ухо и тут же, рассмеявшись сквозь слезы, добавил: – А я-то думал, что когда меня мама, бывало, шлепнет, так это что-то ужасное. И орал, орал, как бык. А было и совсем даже не больно…
– Мама, мама! – передразнил Димка. – Чего же ты заорал?
– А если она вон как больно бьет…
– И помиловала она тебя после твоего крика? Не помиловала! А в следующий раз еще больше бить будет. Нет, как ни лупи меня, а уж я кричать не буду. Много чести!
– Правильно! – сказал я. – Кричать не надо! Что их разжалобишь, что ли, этих фашистов?
– Ладно, – согласился Левка. – Больше они от меня ни одного крика не услышат.
Я вспомнил «Судьбу завоевателя» и рассмеялся:
– А ведь ты настоящий артист, Димка!
Он привстал с соломы:
– Может, и был бы, если б не война. Ты знаешь, Молокоед, меня уж приглашал директор нашего цирка в акробаты. Я бы кувыркался под куполом знаешь как!
– Димка – акробат, Васька – музыкант… А я ничего не умею, – жаловался Левка. – Это потому, наверно, что я какой-нибудь неудачник!
– Из тебя, Большое Ухо, вышел бы чудесный клоун, – ухмыльнулся Димка. – До сих пор помню, как ты вчера разыгрывал Птичку.
– Нет, из Левки выйдет дрессировщик собак, – возразил я. – Помнишь, Дубленая Кожа, нашу знаменитую собачью упряжку?