– Вас вуншен зи?[54] – надменно спросил немец, поднимая пистолет.
– Доктора!
Рядом с офицером оказалась баронесса. Она что-то говорила сыну и хваталась за его правую руку.
– Вы говорите – доктора? – жестко усмехнулся Рудольф и скрылся в дверях.
Я видел, как Белка, глядевшая в окно из кухни, быстро повернулась, смахнула через голову передник и исчезла.
– Вы напрасно волнуетесь, – притворно улыбаясь! просипела баронесса. – Сейчас будет доктор.
Левка лежал с закрытыми глазами посреди двора. Его рубашка и штаны были пропитаны кровью. Она все еще бежала из раны на ноге. Мы присели около, и я взял Левку за руку.
– Левка, – тихо позвал я, и он открыл глаза. – Как ты себя чувствуешь?
Он долго молчал, потом слабо улыбнулся:
– Тебе – наука… Никогда не бегай от собак. Я один раз побежал и то…
Кто-то толкнул меня в плечо. Рядом стоял глухонемой. Указывая на Левку, он, что-то мыча, совал мне в руки бумагу, на которой было написано:
«Что с ним?»
Меня удивило, что глухонемой умеет писать. Я знал одного глухонемого у нас в Острогорске, так того отдавали даже в специальную школу, а он вышел оттуда таким, как и пришел. А этот глухонемой – грамотный, пишет на настоящем немецком языке. А мы еще смеялись над ним, когда видели его с газетой.
Отто протянул мне карандаш, и я написал:
«Его расстрелял Карл»…
Подняв руки и страшно замычав, Отто схватился за голову.
Спустя несколько минут в калитку вбежал тот самый доктор, который когда-то спас Большое Ухо от наказания баронессы.
– Убрать отсюда всех! – кивнул он в сторону толпившихся батраков.
Отдав Белке чемоданчик, доктор торопливо надел халат и склонился над раненым. По-моему, врач даже испугался, когда узнал Левку.
– Это – ты? – изумился он.
Мы перенесли Левку на порог амбара, и здесь доктор стянул с него грязную окровавленную одежду. До чего же изувечен был наш бедный друг! Вся грудь и живот его оказались изрешеченными дробью, а на ноге виднелись огромные рваные раны.
Лицо врача посуровело, и он сердито крикнул Белке:
– Чистую простыню и ведро горячей воды!
Мы с Белкой положили Левку на простыню, доктор осторожно ваткой стал обмывать его многочисленные раны.
– Милый мальчик, – услышал я шепот доктора. – За что тебе достались такие муки?
– Выживет, доктор? – спросил я.
Старичок молчал. Он старался не смотреть мне в глаза, и я понял, что надежды мало.
– Ничего опасного, – сказал, наконец, врач. – Он только потерял слишком много крови…
– Я дам ему свою кровь, – вскричал я.
– Я тоже, – горячо поддержал Димка.
Доктор печально улыбнулся:
– Вы и так слишком слабы. Вам тоже надо держаться.