- Однажды красавица Вера, одежды откинувши прочь, с всеобщим любимцем Валерой...
- Людка, заткнись, а?
- Хам. Постеснялся бы постороннего человека. Скажите, - это уже ко мне, - вы морально чистый человек?
- Не знаю, - отвечаю, слегка растерявшись.
- Врете, уважаемый! - радостно вскидывается Валера. - Человек всегда знает, морален он или нет.
- Вы, например, - мгновенно парирую.
- Я морален, - уверенно отвечает он. - В соответствии с моим пониманием морали.
- Интересно? - включается Людмила, опережая меня.
- Пожалуйста! В двух словах для интересующихся и ханжей. Ханжа - это я?
- Человек - продукт материи и потому раб. Рождается по чужой воле, не выбирает ни родителей, ни места рождения, ни времени, ни национальности, ни даже своего будущего, потому что оно определено воспитанием. Единственная цель жизни человека - обретение максимальной свободы от обстоятельств, в которые он брошен чужой волей или, скажем, судьбой. Смерть есть насмешка, издевательство над жизнью. Бунтовать против этого издевательства смешно, нужно к нему присоединяться. Вот! Это первый импульс свободы!
"Ишь ты! Черноморский супермен!" - отмечаю не без удивления. Пытаюсь определить, для кого он говорит, для меня или для Людмилы. Что я ему? А с Людмилой - неужто впервые так?
- Главная заповедь - ничего не принимать всерьез. Ничего! Минутку!
Он лихо и красиво срывается с места и исчезает в каюте, появляется с тремя бутылками фанты, ловко, изящно вскрывает их каким-то заморским приспособлением, подает мне и Людмиле. И откуда только в нем эта исключительная мужская изящность движений, поз, жестов? И все естественно, без рисовки. А Людмила! Без колебаний отправил бы я их для ознакомления внеземной цивилизации с образцами земного человеческого рода. Только при успении, чтобы они не раскрывали рта. Все, что еще может сказать Валера, я приблизительно знаю. Он изобретает велосипед люциферизма в самом упрощенном варианте, и счастье его в отсутствии информации.
- Моя теория не нова, - улыбается Валера, словно угадав мои мысли. Она полностью взята из христианства.
Я почти давлюсь глотком фанты. Это же надо, в какие времена мы живем!
- Из десяти заповедей есть одна, которая не только перечеркивает все остальные, но и делает ненужными все философии и религии. Какая?
Вопрос только ко мне. И я, ей-богу, в полном недоумении.
- Не клянись! - раздельно, чуть ли не по буквам произносит Валера и снова запрокидывает бутылку фанты над головой. Движения не успеваю уловить, а пустая бутылка будто сама улетает в море.