Пройдя по набережной, прежде чем свернуть в проулок к санаторию, уже по привычке прощаюсь с морем.
"Ну что ж, - говорю, - всем, что уже произошло и что еще произойдет, я обязан тебе, мировая свалка aш два о. И от того, чем все закончится, зависит характер нашего будущего прощания и специфика моих воспоминаний о тебе. Трепещи! Ты можешь не состояться как положительный феномен материи, если я не определю тебя таковым, ведь весь мир и ты в том числе всего лишь комплекс моих впечатлений. Я не капризен, но и без снисходительности. Безмозглость твоего колыхания от берегов до берегов за смягчающее обстоятельство принята не будет..."
Потоки южного солнца падают на поверхность моря и дарят ему цвет. Они же дарят ему и тепло, и жизнь жизнью живущих. Люди еще щедрее. Они дарят мою личность. Я же с этим не потороплюсь, потому что не хочу как все, а только как я...
В вестибюле санатория меня поджидает сюрприз - мой знакомый оперативник. Он жмет мне руку с таким удовольствием на лице, словно я только что повысил его в звании.
- Видите, как мне везет, - сообщает он радостно, - только что пришел, пяти минут не прошло, и вы...
Он так радуется своей удаче, что у меня возникает подозрение: не сидел ли он у меня на хвосте с самого утра? А в санатории оказался первым, отработав двухсотметровку по обходной аллее?
- Не против, если поговорим?
- Отчего же, - отвечаю. - Всегда приятно поговорить с интересным человеком.
Он смеется, потому что плевать хотел на двусмысленные остроты. Мы проходим в уголок вестибюля и разваливаемся в креслах друг против друга.
- Ну, как отдыхается?
- Нормально. Да, кстати, - спрашиваю вдруг, - не скажете мне, вы ведь местный или по крайней мере все здесь знаете, вот этот санаторий чем-нибудь принципиально отличается от всех остальных?
Он пожимает плечами.
- Он самый старый, менее комфортабельный, ну и соответственно дешевый. А что?
"Я так и знала!" - сказала Людмила, когда я ответил на ее вопрос. И засмеялась. Почему она это знала? И почему смеялась? Над этим теперь нужно думать. Обязательно думать. Тревожно что-то. И совсем не хочется разговаривать...
- Утопленница наша чувствует себя хорошо. Это, наверное, вам интересно. Вы, так сказать, ее крестный!
Опять улыбается. Очаровательны эти служебные улыбки наших доблестных сотрудников доблестных органов.
- Если не ошибаюсь, - отвечаю, - в вашем мире крестными зовутся те, кто сажает.
- Ну, это в нашем!
- Как у нее настроение?
- Как у подследственной. Понемногу говорит, ну, то есть дает показания. Она уже не в больнице, вы понимаете.