Сьюзан встала и с чашкой чая в руках прошла по длинному коридору в спальню. В правом углу напротив шкафов стояло старинное большое зеркало. Она остановилась перед ним, чтобы внимательно рассмотреть себя.
Ее короткие вьющиеся каштановые волосы были, как всегда, растрепаны не знающими покоя ручонками малыша. Она редко красилась днем, да это было ей и не нужно. Ее кожа была чистой и без морщин, цвет лица свежий. При росте 162 сантиметра ей не мешало бы сбросить килограммов семь. Когда четырнадцать лет назад они с Дугом поженились, она весила сорок восемь килограммов. Футболки и тапочки стали теперь ее повседневной одеждой, особенно после рождения Триш и Коннера.
«Мне тридцать пять лет, — сказала себе Сьюзен. — Можно, конечно, немного похудеть, но я не толстая, как утверждает мой муж. Я не бог весть какая хозяйка, но я хорошая мать. И хорошо готовлю. И я не хочу проводить время вне дома, пока дети маленькие, и я им нужна. Тем более, что отец не уделяет им времени».
Она допила остатки чая. Теперь она убедилась, что обида ее не была напрасной. Во вторник вечером после баскетбольного матча Донни вбежал в дом, захлебываясь от восторга и отчаяния. Он забил решающий мяч.
— Все встали и хлопали мне, мам. — Потом он добавил: — У всех отцы пришли, только моего не было.
Сердце Сьюзан разрывалось при виде боли в глазах сына. Нянька в последнюю минуту отказалась посидеть с малышом, поэтому она тоже не смогла прийти на игру.
— Это — из ряда вон выходящее событие, — твердо сказала она. — Давай попробуем дозвониться папе и все ему рассказать.
Имя Дугласа Фокса в отеле не значилось. Ни один из конференц-залов снят не был. Люкс, забронированный для работников компании «Кэлдон Акция», был свободен.
— Она ничего не знает, новенькая, наверное, — сказала Сьюзан Донни, стараясь не выдать себя голосом.
— Конечно, мам. — Но Донни все понял. На рассвете Сьюзан проснулась, услышав сдавленные рыдания. Она стояла за дверью комнаты Донни, зная, что он не захочет, чтобы она видела, как он плачет.
— Мой муж не любит ни меня, ни своих детей, — сказала Сьюзан своему отражению в зеркале. — Он нам врет. Два раза в неделю он не возвращается из Нью-Йорка домой. Он довел меня до того, что я боюсь ему звонить. Он хочет, чтобы я чувствовала себя толстой, неряшливой, тупой, бесполезной дурой. Мне все это надоело.
Она отвернулась от зеркала и осмотрела неприбранную спальню. «Надо бы, конечно, быть более организованной, — призналась она себе. — Я ведь и была такой раньше. Когда же я сдалась? Когда я поняла, что бесполезно ему угождать?»