Мэдди поджала губы, мысленно желая, чтобы доктор Эдвардс ничего больше не говорил. Ей стало неприятно знакомиться с обитателями сумасшедшего дома.
— Добрый день, — доктор вошел в комнату. — Приветствую вас, сэр. Как поживаете?
Пациент ничего не ответил, а санитар сказал:
— Не такой уж плохой день, доктор. Не такой уж плохой.
Мэдди в конце концов заставила себя войти и поднять голову. Дородный санитар правил бритву на ремне. Коротко стриженный, он напоминал призового боксера. В нескольких футах от него, в светлых брюках и белой рубашке без рукавов, стоял мужчина и смотрел в окно, положив одну руку на спинку кровати.
— Друг мой, — Мэдди заставила себя произнести приветствие, стараясь говорить самым нормальным тоном.
Неожиданно мужчина повернулся к ней. Его голубые глаза горели, темные волосы спадали на лоб. Он был похож на пойманного и связанного пирата после битвы в бухте.
Мэдди лишилась дара речи.
Он молча смотрел на нее. Никаких эмоций.
— Это он, — прошептала Мэдди.
Он слегка опустил лицо, глядя на нее из-под ресниц. Гнев, страсть, все это было написано на его лице. Челюсти сжаты, несвязанная рука размахивала из стороны в сторону.
— Не можешь меня вспомнить? — настойчиво спросила она. — Я Мэдди Тиммс. Архимедия Тиммс.
— О, так вы знакомы? — спросил с удивлением кузен Эдвардс.
Мэдди отвернулась.
— Ну да, папа и я… Это герцог Жерво, разве не так?
— Ну, ну. Действительно, так и есть. Мистер Кристиан приехал к нам погостить.
Мистер Кристиан смотрел на кузена Эдвардса такими глазами, будто хотел разорвать ему горло голыми руками.
Кузен улыбнулся пациенту.
— Какое приятное совпадение. — Он жестом указал на Мэдди. — Вы узнаете мисс Тиммс, мистер Кристиан?
Жерво перевел взгляд с кузена Эдвардса на Мэдди, потом снова на доктора. Потом он отвернулся к окну и уперся головой в решетку.
— Он мало что понимает, — пояснил кузен Эдвардс. — Разум двухлетнего ребенка. Как я говорил, болезни предшествовала целая история моральной нечистоплотности, неожиданно выродившаяся в деменцию. И мания. Целых два дня он был в бессознательном состоянии. А ранее в коме. Все признаки жизни были настолько подавлены, что его считали мертвым.
— Да, — тихо произнесла Мэдди. — Значит… мы думали… его убили…
— История, между прочим, очень интересная. Совершенно конфиденциально, конечно. Ты не должна делать наш разговор предметом широкой огласки. Но для нашего пациента болезнь началась с дела чести, которое разрешалось дуэлью на пистолетах. Он не был ранен, но переживания и эмоции вызвали у него тяжелейший припадок. Доктор объявил его мертвым и приказал вынести тело, но собаки герцога не подпустили к нему санитаров из морга. — Кузен Эдвардс покачал головой. — Все сначала подумали, что собаки просто вели себя странно. Но через какое-то мгновение у герцога появились признаки жизни. Появилось сердцебиение, пульс. Он пришел в сознание, остался в состоянии маниакальной идиотии. — Кузен Эдвардс сделал пометку в своей книге, посмотрел задумчиво на Жерво и написал что-то еще. Потом звучно захлопнул книгу и передал ее Мэдди. — Конечно, ты знаешь, что отсутствие моральных дисциплин приводит разум к иррациональности. Он не говорит, руководствуется примитивными эмоциями. Обычные явления в таких случаях, когда первоначальные основания пропадают и извращаются. Здесь нарушения, потеря морального смысла, что развило первобытные инстинкты и желания, закончившиеся нарушением прежних культурных привычек. Физически же он вполне силен. Правду я говорю, Ларкин?