— Все в порядке. Это — синусовая функция! О!
Жерво, опершись плечом о стену, повернулся, и Мэдди почувствовала на себе его укоризненный взгляд.
— Изображение, сделанное им, — она показала бумагу, — это — синусовая функция.
— Да… как я говорил тебе… инструменты для письма любого вида перевозбуждают его мозг. Мы не можем заранее предугадать, что он сделает без всякого смысла.
— Но тут есть смысл! Эта функция позволяет…
— Нет! Нет. Его необходимо оставить в покое. Не надо, кузина Мэдди! — Голос доктора Эдвардса стал строже. Он вырвал лист бумаги из ее рук и скомкал. — Не показывайте ему ничего, что может вызвать волнение.
Она остановилась. Жерво смотрел на нее.
— Это — синусовая функция, — сказала Мэдди, не обращая внимания на кузена.
Если она ожидала какой-то реакции или понимания, то ничего не добилась. Жерво только посмотрел на нее, как будто их разделяла стеклянная стена. Он не слышал ее голоса.
Ушли прочь… ушли… все ушли, но негодяй бреет, собаки за дверь, спальня, никакой возможности уединиться, пол падает вниз… грубая пища застревает в горле… есть или нет.
Каз-мад.
Каз-мад.
Кровати, привязанная рука, нога. Как животное, жирный розовый… хвост крючком. Слово пропало, пропало, всегда только… далеко. Его голова болела, но он не мог вспомнить имя.
Каз-мад. Он пытался сказать беззвучно, двигая языком.
Он боялся произносить слова громко. Нет, нет, нет — вот, как это прозвучит.
Не говори, откажись.
В нем царил бесконечный страх. Они все говорили очень быстро… они мямлили… бормотали… они не давали ему возможности понять.
Положи руки… Я! Господи, неправильно. Проклятые звери. Ванна с кровью. Часы у бродяг в саду. Неистовство. Битва. СТЫДНО. Привязали кресло, бунт, шум, сумасшедшие, отняли у него друзей, собственный дом, собственную жизнь.
Он лежал, разглядывая тени на потолке, наблюдая овал, касавшийся стены, и совершенно не обращал внимания на то, что потолок украсили специально, чтобы приятно было находиться в этой комнате. Вдали, из гостиной, послышался стон, который издал один из сумасшедших. Огон напугал Кристиана, потому что такой же звук в любую минуту готов вырваться из его горла и груди. Звук отчаяния.
Заперт здесь надолго… надолго… сумасшедший.
Иногда он пытался понять, определить, кто же, собственно, держит его здесь, кто пожелал лишить его прошлого. Он вспомнил лица, порой он давал им имена, иногда мог думать о них.
Так было и с Каз-мад. Он смотрел на нее: какие-то белые… Он забыл слово, обозначающее то, что он увидел в ее волосах. Говорила с ним. Знаю, знаю.
Слушай. Слушай хорошо, хорошо, хорошо.