— Сеньор! Ты здесь?
Он услышал ее голос, близкий и ясный. Его глаза отказывались открываться в этом дымном аду. Она снова позвала и закашлялась. Когда в голове у него немного прояснилось, он понял, что огонь остался за ним и, что он вдыхает обычный воздух и оживает от льющегося мимо его лица потока прохлады.
Он заставил себя открыть глаза и увидел впереди холодную темноту, он ввалился туда и захлопнул за собой дверь, отрезая путь огню.
— Ли, — он едва мог издавать звук. В сумраке перед ним поднимались вверх колонны.
— Я здесь наверху, — она выдавливала из себя слова. Он неуклюже поднялся, нога задрожала от боли.
— Где? — прохрипел он, срывая с лица галстук.
— Наверху, — слово прокатилось эхом и завершилось приступом кашля, — на галерее. Ты в домашней часовне.
Думать он не мог. И дышать-то было трудно, просто втягивать воздух в обожженное горло и легкие.
— Как? — прошептал он, — как мне, — он еле поднял голову, — пройти наверх?
— Лестница… в комнате… в часовне, — ее хрипловатый голос призрачно плыл над его головой, — налево. Дверь налево. Соседняя… комната.
Он облизал губы и посмотрел налево. Он увидел дверь, о которой она говорила, по свечению вдоль пола. Дым пробивался из-под филенок, поднимаясь по дереву вверх.
Он ощупью доковылял до нее и схватился за латунную ручку. Резкая боль заставила его отдернуть руку, он отшатнулся и дверь распахнулась.
Клубы дыма и пламени отбросили его назад. В комнате ревела стихия. Он упал навзничь и ударился спиной, но кое-как оттолкнувшись, поторопился встать в страхе, что вал огня высосет из часовни воздух и жизнь. Тело саднило, там где одежда касалась кожи, было ощущение ожога. Он поднялся на колени, почти не обращая внимания на пламя, которое подсвечивало деревянные панели странным переливчатым светом, скручивало и очищало чешуйками лак, тут же обугливавшийся и рассыпавшийся в пыль. Пинком ноги он захлопнул дверь в этот хаос. Его качнуло, он наткнулся на колонну и обнял ее, прижался к ее мрамору, охлаждая обожженное лицо.
— Сеньор! — она тревожно воскликнула, — Ты здесь?
— Я не могу… пройти тем путем, — задыхался он, — Солнышко…
— Кафедра, — слова плавно опускались к нему с мрачной вышины. — Можешь взобраться на кафедру?
Воспаленными глазами он поискал и обнаружил темную массивную груду дерева под галереей. Резные ступени вели к кафедре, поднятой почти на человеческий рост. Тяжелый резной навес удваивал ее высоту. Верхушка его почти касалась пола галереи.
Он положил руку на перила резной лестницы и втащил себя по ступенькам, пользуясь необожженной рукой, чтобы снять тяжесть с раненой ноги.