Нико нравилось мчаться на роликах, грациозно скользить и любоваться пролетающим мимо фотомонтажом из лиц, деревьев и зданий, которые мельком улавливает взгляд, но не запечатлевает память. Скольжение словно срезало острые углы города.
Доехав до отеля «Четыре времени года», Никки свернула на юг и спустилась к Рок-Крик-парк. Миновала Центр Кеннеди, развернулась и в позе конькобежца, мерно покачивая в воздухе правой рукой, помчалась обратно. К тому времени, как она добралась до старой фабрики чуть севернее Портер-стрит, внутренний спор подошел к концу, принеся с собой ощутимое облегчение. «Хватит, – подумала она. – Все кончено».
Нико, радостно размышляя о перспективе полежать в горячей ванне, мчалась в сторону дома. «Ванна с розмариновым гелем», – думала она, почти вдыхая пряный аромат цветка.
Головная боль отступила.
Пока наполнялась ванна, Никки позвонила на домашний номер Эйдриен, хотя и подозревала, что сестра еще на работе, и оставила сообщение:
«Привет, Эй. Это Никки. Надеюсь, ты не забыла про сегодняшний ужин? Это радужно importante[6]».
Сестры вместе ужинали по вторникам, чередуя места встречи, если только одна из них не была слишком занята (в последнее время обычное дело для Эйдриен) или в подавленном настроении (чем порой страдала Никки).
«Радужно» являлось семейным шифром, словечком, которое изобрела Эйдриен еще очень маленькой девочкой – четырех-пяти лет и которое использовалось в разговорах между сестрами вплоть до настоящего момента. Слово обладало свойствами прилагательного и добавляло важности, достоверности или веса ко всему, что определяло. «Тебе нравится тот парень? Радужно нравится?» – «Ага…», «Я точно провалю зачет по математике». – «Радужно провалишь?»
Никки нахмурилась: этого недостаточно. Что, если Эйдриен придет, постучится и…
Поэтому она нацарапала записку для сестры и спустилась на первый этаж. Рамон отсутствовал на месте: он помогал миссис Паркхарст выйти из такси, так что Нико проскользнула за его стойку и сунула записку в отсек с номером своей квартиры. Если Эйдриен придет, портье обязательно заглянет в ячейку – он очень ответственный.
Вернувшись к себе, Никки вышла на балкон и разожгла огонь в маленьком переносном камине. Солнце уже садилось, разливая по небу сиренево-оранжевые сполохи, и вся картина напоминала Гогена. Впрочем, какое именно полотно, ей вспомнить не удалось. Она набила в брюхо камина мятых газет, сложила шалашиком несколько смолистых поленец и сверху присыпала сосновой стружкой. Зажгла спичку и долго наблюдала, как самодельный костерок расцветает огненными языками. «Я прямо бойскаут», – подумалось Николь.