Он идет быстрым шагом, как обычно. Он уже прошел некоторое расстояние по туннелю, под равномерно расположенными факелами в железных кронштейнах на каменных стенах, когда услышал в этой полной тишине, как поворачивается за его спиной тяжелый ключ в замке, а затем открывается дверь, а потом звук других шагов, неспешных.
Так меняется мир.
Он меняется каждое мгновение, разумеется, но существуют… разные степени перемен.
Полсотни мыслей — так Валерию кажется — проносится в его мозгу между двумя шагами. Первая мысль и последняя — об Алиане. Между этими мыслями он уже понял, что происходит. Он всегда славился быстротой соображения, и поэтому его боялись. Он чрезмерно гордился этим всю жизнь. Но ум и быстрота, возможно, теперь потеряли значение. Он идет дальше, только чуть быстрее, чем раньше.
Туннель плавно изгибается, в форме буквы s, первой буквы имени Сарания — тщеславный замысел строителей. Он проходит глубоко под садами, вдали от света. Здесь не имеет смысла кричать, император не успеет подобраться достаточно близко к любой из двух дверей, чтобы его услышали в нижних коридорах дворцов. Он уже понял, что бежать бессмысленно, потому что те, у него за спиной, не бегут; это значит, разумеется, что впереди его тоже ждут.
Они должны были войти до того, как придут солдаты, которые встречают его в другом дворце, и ждать под землей в течение некоторого времени. Или, возможно… они могли войти в ту же дверь, что и он сам, и пройти вперед, в противоположный конец, чтобы ждать там? Так ведь проще? Придется подкупить всего двух стражников. Он вспоминает: да, он помнит лица двух Бдительных у двери за его спиной. Они ему знакомы. Это его люди. Очень… неудачно. Император ощущает гнев, любопытство и на удивление острую печаль.
* * *
Такого чувства облегчения, которое охватило Тараса, когда он услышал быстро нарастающий шквал криков и оглянулся назад, он не испытывал никогда в жизни.
Он спасен, исполнение приговора отсрочено, его избавили от огромного бремени, которое навалилось на его плечи грузом непосильным, но слишком важным, чтобы можно было от него отказаться.
Среди шума, поразительного даже для Ипподрома, к нему подходил Скортий, и он улыбался.
Краем глаза Тарас заметил, что к ним спешит Асторг, его квадратное, грубое лицо было покрыто тревожными морщинами. Скортий подошел первым. Когда Тарас поспешно размотал с себя поводья первой колесницы и спрыгнул на землю, стаскивая серебряный шлем, он с опозданием увидел, что Скортий шагает и дышит с трудом, несмотря на улыбку. А потом заметил кровь.