При императоре Апии префект издал указ, определяющий то расстояние, на которое подобные сооружения могли выдаваться вперед от стены здания, после чего многие солярии, нарушавшие этот закон, ликвидировали. Незачем говорить, что это происходило не на тех улицах, где стояли дома подлинно состоятельных и влиятельных горожан. Одни патриции пользовались своей властью, чтобы жаловаться, а другие в ответ пускали в ход взятки или угрозы. Конечно, частную инициативу невозможно было полностью подавить, и некоторые прискорбные инциденты имели место в минувшие годы даже в самых аристократических кварталах.
* * *
На одной из таких улиц, вдоль которой выстроились красивые фасады кирпичных домов, щедро украшенные дорогими фонарями для ночного освещения, на широком балконе сидит мужчина и попеременно смотрит то на улицу внизу, то на женщину в спальне у него за спиной. Она изысканно медленными, грациозными движениями заплетает волосы в косы и укладывает локоны.
Он думает, что она, отбросив стеснение, в каком-то смысле, оказывает ему честь. Сидя обнаженной на краю постели, она демонстрирует свое тело, его выпуклости и ложбинки: поднятая рука, гладкая впадинка под ней, медового цвета груди и бедра и слегка оттененное местечко между бедер, где его так приветливо принимали минувшей ночью.
Той ночью, когда явился гонец с известием о кончине императора.
По правде говоря, он ошибается, в одном: в данный момент ее беззастенчивая нагота больше свидетельствует о погруженности в себя, чем о каких-либо чувствах или эмоциях, вызванных им самим. В конце концов, она привыкла демонстрировать тело мужчинам. Он это знает, но предпочитает иногда забывать.
Он наблюдает за ней с легкой улыбкой. У него гладковыбритое круглое лицо с мягким подбородком и серыми проницательными глазами. Его нельзя назвать красивым или притягивающим взоры, но от него исходят добродушие и искренность. И это, конечно, приносит пользу.
Ее темно-каштановые волосы, отмечает он, за лето приобрели рыжеватый отлив. Интересно, когда это она успевала столько пробыть на воздухе? Скорее всего, этот оттенок создан искусственно. Мужчина не задает вопросов. У него нет охоты расспрашивать ее о том, чем она занимается, когда они не вместе, не в этом доме, который он купил для нее.
Это напомнило ему о том, почему они находятся здесь именно сейчас. Он отводит взгляд от женщины на ложе — ее зовут Алиана — и снова смотрит на улицу. Там наблюдается движение, так как утро уже началось, и к этому моменту новость уже должна разнестись по Сарантию.
Дверь, за которой он наблюдает, остается закрытой. Возле нее стоят стражники, но они стоят там всегда. Он знает имена этих двоих, и других тоже, и откуда они родом. Такие подробности иногда имеют значение. В подобных вещах он очень тщателен и не так благодушен, как может показаться поверхностному наблюдателю.